Вот как было, господа присяжные заседатели! Такое объяснение дал Укшинский в участке, едва придя в себя от обморока, так объяснял он у судебного следователя, и, наконец, сегодня в последний раз я повторяю вам от его имени те же объяснения. Какой истины хотите вы еще искать?!

Но, чувствую я, вам не хочется верить; вижу я, вам не хочется разрешать то, что так долго и хлопотливо созидалось обвинением. Все так хорошо связано: любовь, измена, ревность, месть, — остается только венчать эту цепь событий обвинительным приговором. Во всем такая ясность, такой простой смысл. Увы! — человек часто влагает в явления смыл, им вовсе не присущий. Вспомним средние века, времена наивной веры в суды Божии, времена ордалий. Двоих подозреваемых в преступлении бросали в воду: который шел ко дну, считался невинным, а кто не тонул — преступником. Мы далеко ушли от этих суеверий, но мы бессознательно удерживаем более утонченные формы подобных же заблуждений; мы не верим во вмешательство воли Божией, но зато слишком много приписываем воле человеческой. Двое упали в воду, один утонул, другой выплыл, — значит, первый утопил второго. И мы, анализируя волю человека, коченеющего в воде, приписываем ему нашу логику и вкладываем ему в голову адские планы, совершенно забывая, что нам, спокойно здесь сидящим, столь же мало доступна логика захлебывающегося и коченеющего в предсмертной судороге человека, как и его мозгу с нарушенным кровообращением недоступны наши спокойные размышления. Выхватив из массы пристрастных и сбивчивых свидетельских показаний какой-либо шаблонный мотив вроде ревности или мести, мы от этого мотива чертим прямую линию до загадочной драмы и говорим: «Какая удивительная ясность — вот измена, вот ревность, вот убийство!» Мы оперируем этими понятиями и выстраиваем их, как солдат на смотру, забывая, что в жизни все идет по совершенно иному порядку, что каждое явление, каждый акт воли человеческой имеют не один, не два, а сотни постоянно изменяющихся, постоянно борющихся мотивов, которых мы не можем ни проследить, ни взвесить. Мы забываем, что все наши тонкие планы и расчеты ежедневно рушатся на наших глазах и что намеченные нами пути всегда внезапно пересекает то, что мы называем «случаем». Пора, давно пора отрешиться нам от наивной веры в какую-то предустановленную гармонию между ходом мыслей в нашей голове и ходом событий кругом нас.

Я кончил, господа присяжные заседатели. Суд возложил на меня задачу защиты; убеждение мое в невиновности подсудимого сильно облегчало мне исполнение моей обязанности. Теперь наступает ваша задача постановить приговор, в котором бы вас впоследствии не упрекнула совесть.

В своем последнем слове подсудимый со слезами на глазах по-прежнему уверял в своей невиновности.

После продолжительного совещания присяжные заседатели признали Укшинского виновным в убийстве в состоянии запальчивости и раздражения, и суд приговорил его, по низшей мере наказания, к отдаче в арестантские отделения на четыре года, с лишением всех особенных прав и преимуществ.

Зимой 1901 года проживавшая в Берлине госпожа Кюпперс, 36-летняя перезрелая девица, отчаявшись выйти замуж, поместила в газетах объявление о желании вступить в брак с каким-нибудь «приличным господином». Объявление достигло своей цели. К госпоже Кюпперс явился вскоре молодой, прилично одетый человек и, отрекомендовавшись техником Александром Беспрозванным, объяснил, что он холост, имеет недвижимое имение в России, около Петербурга, и предложил ей руку и сердце.

Беспрозванный понравился старой деве, и она пригласила его навещать ее почаще. Он стал почти ежедневно заходить к ней и часто рассказывал о том, что отец его — очень богатый человек. В результате очарованная молодым джентльменом Кюпперс согласилась выйти за него замуж.

Они были объявлены женихом и невестой, и отпечатанное по этому случаю объявление было разослано всем родным и знакомым невесты с извещением, что свадьба назначена на 10 марта.

15 февраля Александр Беспрозванный отправился с невестой к ее знакомым Рудольфу и Полине Фемель, проживавшим в городе Иекельсбурге. Знакомые невесты приняли молодого человека очень радушно, и он некоторое время жил в их доме, пользуясь добрым гостеприимством.

Одновременно с этим Рудольф Фемель получил от кого-то мешочек с золотыми монетами, на сумму до 500 марок, и передал его на хранение своей жене. Последняя спрятала деньги в шкаф в присутствии Беспрозванного, но — увы! — деньги эти вскоре бесследно исчезли.

Провожая молодого жениха на вокзал, сын Рудольфа Фемеля догадался, кто похитил 500 марок: при покупке Беспрозванным билета у него оказалось в портмоне много золотых монет, тогда как раньше он почти совсем не имел денег.

Возвратившись в Берлин, Беспрозванный продолжал поддерживать тесные отношения с Кюпперс, ежедневно навещал ее и уверял, что отец его скоро приедет из Петербурга в Берлин, чтобы присутствовать на их свадьбе. В доказательство этого жених читал Кюпперс письмо, написанное будто бы его отцом, извещавшим, что он привезет в подарок невесте своего сына дорогие бриллиантовые серьги и богатую шубу. В заключение письма вскользь упоминалось о том, что отец везет сыну также и деньги — около 4 000 рублей.

24 февраля Беспрозванный зашел к невесте и узнал, что она получила от одного своего знакомого 800 марок.

— Такие большие деньги опасно хранить у себя, — стал уверять он невесту, — отдай их на хранение мне.

Простоватая немка, вполне доверяя жениху, беспрекословно вручила ему деньги.

— Будь спокойна, — сказал ей Беспрозванный и сообщил при этом приятную весть: на следующий день должен был приехать его отец.

— Ты, Белла, пожалуйста, явись на вокзал, надо обязательно встретить моего старика, — просил Беспрозванный, а затем, распростившись с невестой, немедленно поспешил покинуть Берлин.

Когда на другой день Кюпперс явилась на Силезский вокзал, там ни отца, ни сына Беспрозванных не оказалось.

Обманутая женщина заявила обо всем берлинской полиции, и летом 1901 года Александр Беспрозванный был задержан в Петербурге. Оказалось, что он уже давно женат и имеет четверых детей.

Кроме проделки с глуповатой немкой, ловкий авантюрист ухитрился сфабриковать и подложный вексель.

В марте 1900 года петербургский купец И. И. Кондратьев получил от Беспрозванного в уплату долга вексель в 100 рублей, выданный будто бы московским купцом И. Н. Филиным. Однако прошел срок, а вексель никто и не думал оплачивать. Тщетно прождав денег, Кондратьев предъявил вексель к протесту и, к своему удивлению, узнал, что он подложный и что никакого купца Филина, выдавшего этот вексель, в действительности не существует.

Экспертизой было доказано, что вексель этот написал сам же Беспрозванный, который, боясь ответственности, заблагорассудил скрыться из Петербурга за границу.

На предварительном следствии он упорно отрицал свою виновность и настаивал на том, что купец Филин не вымышленное лицо, а действительно был должен ему 100 рублей и что хотя он, Беспрозванный и состоял в любовной связи с Кюпперс, но не считался ее женихом и никаких денег у нее не брал на хранение. Точно так он отказывался признать себя виновным и в краже 500 марок у Рудольфа Фемеля.