Первое, что увидели вошедшие, — это крайне недовольное лицо главврача, не считавшего даже нужным скрывать своего раздражения хотя бы ради приличия, что, однако, нисколько двоих из «Форда» не смутило и не задело. Они имели дело с разным человеческим материалом, и не важно, что этот материал привык считать себя до определенного момента человеком.

— Авдеев Виктор Семенович? — уточнил шатен.

— Да. А вы, собственно, кто такие? — Виктор Семенович видел перед собой совершенно незнакомых людей.

— Следователи по особо важным делам Генеральной прокуратуры Храпцов и Кувалдин. — И оба предъявили удостоверения.

Авдеев внимательно рассмотрел маленькие книжечки, а когда возвращал их, спросил:

— Не понимаю, при чем здесь Генеральная прокуратура?

— Дело об убийстве Мокрухтина передано нам. Поэтому попрошу вас отвечать на наши вопросы, и чем быстрее вы это сделаете, тем быстрее вы нас освободите. — Храпцов посмотрел на Кувалдина, а Кувалдин с пониманием посмотрел на Храпцова.

Сели. Виктор Семенович от раздражения, охватившего всю его сухопарую, желчную фигуру, не обратил внимания на некоторую странность. Странность эта состояла даже не в том, что следователи Генпрокуратуры сами пришли к нему, и не в том, что их было двое, а в том, что «нас» относилось к двум следователям, а Авдеев, кажется, в расчет не принимался.

— Как давно вы знаете Мокрухтина? — начал допрос Храпцов.

— Ну давно, — презрительно скривил губы главврач.

— Я спросил: как давно?

— Не помню, — процедил Авдеев. — Какое это имеет значение? Да, я знаю, он был судим, сидел, но он давно уже законопослушный гражданин. Зря вы теряете время, господа.

Следователи переглянулись.

— Не в ваших интересах, Виктор Семенович, чтобы мы зря теряли наше время, — внушительно остановил его шатен, но по глазам главврача было видно, что предупреждению он не внял.

Раздался стук в дверь, показалась голова секретарши.

— Виктор Семенович, восьмой час. Я могу идти?

— Все закончили? — сухо спросил главврач.

— Все. Кабинеты закрыты, ключи мне сданы.

— Хорошо, идите. — Авдеев буркнул что-то еще, однако девушка слов не разобрала, решила, что он с ней прощается, и упорхнула прочь.

— Господа, — главврач в нетерпении перекладывал с места на место бумаги, — я давно не работаю в отделе судебно-медицинских экспертиз, а Мокрухтин давно не уголовник. Свою вину он искупил. Не вижу ничего зазорного в том, что поддерживал с ним отношения. Других его друзей-приятелей я не знаю, его бизнесом не интересовался. Выпивали иногда вместе, иногда я его лечил — вот, собственно, и все. Кто заказал его убить — не представляю. Еще вопросы есть?

— Есть, — кивнул Храпцов. — Кто забирал деньги у «Экотранса», тоже не представляете?

Авдеев растерялся:

— Какие деньги? Я вас решительно не понимаю!

— Что ты сделал с двумя нашими оперативниками, гнида? — наклонился вперед Кувалдин.

— Что-о? — У Авдеева от неожиданности перехватило дыхание. Он начал подниматься из-за стола.

— Сидеть! — рявкнул шатен. — Кто устраивал обыски в офисе «Экотранса»?

— В каком офисе? — побледнел Авдеев. — Что вы мне шьете?

— Кто заказал убить Болотову, мразь?

— Вы не имеете права! — заорал Авдеев. — В таком тоне… я буду…

Кувалдин со всему маху дал кулаком по красивой ламинированной поверхности рабочего стола главврача, и толстая столешница не выдержала, кулак провалился в дырку.

Вот это удар! Глаза Авдеева выпучились и остекленели. Враз настала тишина. Шатен перегнулся через стол и схватил Авдеева за галстук. Виктор Семенович захрипел.

— Где архив Мокрухтина? — чуть отпустил удавочку Храпцов.

— Вы не следователи! — завизжал от страха Виктор Семенович, едва получив кислород.

— Какой ты догадливый! — хмыкнул Храпцов и вырвал телефон из розетки. — Так где архив?

— Не знаю! — извивался Авдеев, пробуя носком ботинка дотянуться до кнопки сигнализации.

Следователь Кувалдин одним ударом припечатал главврача вместе с креслом на колесиках к стене. Удар получился такой силы, что посыпалась сверху штукатурка, а Виктор Семенович захрипел и согнулся пополам.

— Потише, — предупредил коллегу шатен, — загнется, чего доброго. Сначала из него надо все дерьмо вытрясти.