— А вы знаете двух старичков напротив Мокрухтина? — спросил я. — Там еще старушка жила, Марья Дмитриевна. Вы у них были, не так ли?

— Да, был. Что из этого следует?

— А то, что после вашего посещения старушка вскорости умерла.

— На то она и старушка, чтобы помирать. Ко мне какие претензии? — И с таким, понимаешь, апломбом!

— Это вы ей назначили поднимать гемоглобин яичницей с салом? При холецистите?

— Откуда вы эту глупость взяли? Неужели вы, здравомыслящий человек, поверили двум полоумным старикам? Да, я действительно ее осматривал и рекомендовал диету, исключающую яйца, сало, жирные сорта мяса, сметану, какао и прочее. А как это поняла она, я не знаю.

Михаил вздохнул:

— Представляешь? Он даже не считал нужным скрывать, он просто издевался надо мной! Я его спрашиваю: а Огаркова вы знали?

— Да, я к нему заходил. У него был грипп с высокой температурой, я принес ему антибиотик, а он мне говорит: чем таблетки глотать, лучше водочки выпить с солью и с перцем. Русское народное средство. Все как рукой снимет. Я сказал, что такие вещи ему просто противопоказаны, потому что у него язва, ему и антибиотик можно пить только после еды и ни в коем случае не на голодный желудок. А он при мне аспирин глотал — натощак. А потом весь скорчился от боли. Вот и все, что я могу сказать.

Михаил посмотрел на жену.

— Представляешь? И под конец так натурально вздыхает:

— Я тогда еще Мокрухтину говорил: Федя, на кой черт тебе эти старики и алкоголики? Отвечает: ну как же, жалко, соседи. А вот теперь вы хотите меня обвинить из-за доброты Мокрухтина. Любое доброе дело не остается безнаказанным.

Михаил Анатольевич вздохнул. Кажется, высказался. Но тут же вздохнул еще раз: на дне души оставалось еще что-то. Евгения ждала.

— Знаю, эта сволочь отправила на тот свет и Марью Дмитриевну, и Огаркова, а доказать ничего не могу. В рот ему он водку с перцем точно не вливал, следов насилия на Огаркове нет, антибиотик нормальный, соответствует этикетке, экспертиза подтвердила. Но! Если водочку хлобыстнуть с этим антибиотиком натощак, да еще при язве, да еще при гриппе, то летальный исход практически гарантирован. Он такой же антибиотик и старику Самсонову принес, только тот ни лекарства, ни водки не пьет, и сердце у него крепкое. Ой, какое подлое время, Женька! — И муж вопросительно посмотрел на жену, ожидая одобрения.

А жена посмотрела на мужа и сказала:

— Твой Виктор Семенович прав в одном: никакое доброе дело не остается безнаказанным.

— Шутишь? Я даже обвинение не могу ему предъявить!

Михаил Анатольевич в очередной раз вздохнул и задумался. Опять оставалось что-то невысказанное. Все время задумывается.

— Что тебя мучит? — послышался голос Евгении.

— Меня? — вздрогнул Михаил Анатольевич и нашелся: — Что эта сволочь уйдет от суда.

Евгения помолчала и вдруг спросила:

— Зинаида Ивановна очень плакала?

— При чем тут Зинаида Ивановна? — встрепенулся Михаил.

— Потому что у тебя очень доброе сердце.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Что ты поступил правильно, пожалев ее.

Это не жена, это святая инквизиция. От неожиданности Михаил Анатольевич уронил вилку. Нагнулся за ней, а когда распрямился, лицо его было пунцовым, как будто давление резко подскочило. Но Михаил Анатольевич гипертонией не страдал, в отличие от Болотовой, и степень его пунцовости говорила о степени жалости, проявленной к Зинаиде Ивановне. Это только у очень примитивных мужчин близость с женщиной выливается в унижение ее, как инстинктивная реакция на матриархат. А у нормальных людей — это радость и жалость. Недаром ведь в народе говорят: он ее жалеет, то есть любит. Все это вихрем пронеслось в голове Евгении.

Михаил Анатольевич со страхом ждал новых вопросов.

— Иди спать, Миша, — устало сказала жена.

— А ты? — испугался муж.

— А мне надо немножко поработать.

Михаил Анатольевич облегченно вздохнул. Самого трудного он избежал. Собирать чемоданы она не будет. А когда ляжет в постель, он сделает вид, что спит. А завтра уже будет легче.

Что делать с Евгенией Юрьевной Смоляниновой, Герман пока не решил. Эта леди не вписывалась ни в какие правила, она была приятным исключением из них. То, что приятным, — вне всякого сомнения. Ее действия Германа обескуражили, но не рассердили, и, ломая голову над тем, что делала Евгения Юрьевна те два часа, на которые она исчезла из его поля зрения, он незаметно для себя улыбнулся.

Герман собирался ночью пожаловать к Евгении Юрьевне домой и, скажем так, побеседовать. Он был уверен, что леди ничуть не испугается, а скажет что-то вроде «я знаю, у вас ко мне много вопросов накопилось» и поведает кое-что, но не все, конечно, поэтому ему придется немножко постращать ее, ну там маска черная, пистолет… Он уже предвкушал удовольствие от общения с Евгенией Юрьевной.

Но тут на экране монитора возникло худое и скуластое лицо инквизитора с глазами в переносицу, и Герман переключил свое внимание на него.

Система выдала: Соколов Михаил Михайлович, год рождения 1946, место рождения — город Новокузнецк. Подполковник. Специальность — связист. В/ч 2437, 1265, 2131. В отставке с 1991 года.

В данных подполковника Германа ничего особо не привлекло, кроме специальности. Если военный работает охранником — дело обычное, но если связист возглавляет службу безопасности крупного банка — это нонсенс. Здесь нужны совсем другие специалисты и другие связи.

— Вот с этого и начнем, — сказал вслух Герман и запросил у Системы места расположения военных частей, где служил Соколов.