Все дело в том, что Евгения не собиралась приглашать Кошкина. Да, она не принадлежала к спецслужбам, о Системе не слышала, но у Евгении была своя система.

Ее система — всего-навсего один человек, всегда улыбающийся и симпатизировавший ей мужчина. Познакомилась она с ним на нефтяных сделках. Сделка у них не вышла, потому что Барсуков не смог его обмануть. А вот с Евгенией они с тех пор поддерживали отношения. И если Евгении было что-то непонятно в нефтяном бизнесе, она звонила ему. Он приходил к ней; тихо, незаметно просачивался в кабинет и начинал всегда с одной и той же фразы:

— Ах, Евгения Юрьевна, Евгения Юрьевна! — и замолкал. Дальше, судя по интонации, должна была следовать реплика: «И почему вы замужем, а я женат?!» — но он ее опускал. И лишь однажды не выдержал и предложил: — И что вы здесь делаете? Переходите ко мне…

Евгения лишь неопределенно улыбнулась и ничего не ответила.

— Я не обиделся, — помолчав, сказал гость, — но если вам что-нибудь понадобится, всегда к вашим услугам.

Вот такой у них был роман.

Схемы нефтепроводов в компьютере, вся таможня (кто, куда, что и сколько вывез, почем продал и почем купил) — все предоставлял он. И не только по нефти. Когда к ней запросился Кошкин из Минфина, Евгения тут же обратилась к своему поклоннику.

Открылась дверь ее кабинета, и появилось улыбающееся лицо человека, который знал больше, чем вся Советская энциклопедия, что и позволяло ее знакомому пребывать всегда в хорошем настроении. Как говорил Монтень? Самым лучшим доказательством мудрости является непрерывно хорошее расположение духа. Но с другой стороны, знание увеличивает скорбь. Что выбрать? Ее гость выбрал Большое Знание.

— Ах, Евгения Юрьевна… Как я рад вас приветствовать!

Без всякого приглашения он сел в кресло и сразу же перешел к делу:

— Вас интересует, кто такой Виктор Петрович Кошкин? — взглянул сквозь очки на Евгению гость. — Виктор Петрович Кошкин обыкновенный бухгалтер, долгое время работал директором картины на «Мосфильме». А вот его бывшая жена — личность приметная, Райская — помните такую?

— Актриса? — уточнила Евгения.

— Да-да, актриса. С нее-то и начался взлет. Виктора Петровича кое-кто кое-куда пригласил и кое-что предложил. — Гость весело блеснул дымчатыми стеклами очков на Евгению: поняла ли она, о чем идет речь? Евгения глаза прикрыла и чуть заметно кивнула. Поняла: кое-кто кое-куда всуе не упоминается. А гость продолжал: — И вроде как у самого Кошкина возникла гениальная идея: организовать акционерное общество «Очарование». Естественно, во главе общества с таким названием должна была маячить отнюдь не физиономия какого-то занюханного Виктора Петровича, а его красавицы жены. Сам он оставался в незаметной роли главного бухгалтера АО.

Сияя ослепительной улыбкой, красавица Райская обещала выстроившимся в очередь драматургам, режиссерам, писателям и артистам огромные дивиденды и райские кущи. Ее муж принимал у них денежки, а те с радостью их отдавали, переговариваясь между собой, что теперь, слава богу, можно будет и фильмы не снимать, и спектакли не ставить, а жить на проценты от капитала, как порядочные рантье.

Райскую все знали, все ей доверяли — естественно, до определенного момента, пока не закрылись двери акционерного общества. Тут очарование кончилось, и все почувствовали себя обманутыми и ринулись вызволять денежки. Толпы московских интеллигентов осаждали особнячок, в котором красавица Райская лежала в джакузи с перерезанными венами. Вокруг бегал муж, театрально заламывал руки, закатывал глаза, причитал, плакал и прилюдно голосил, зачем она его оставила. Но вены себе не резал.

«Точнее, не резали ему», — подумала Евгения.

— Более того, через некоторое время Виктор Петрович был приглашен на работу в Минфин. Он снова женился, только теперь не на красавице, а на незаметной серой мышке, обзавелся детьми… — Гость замолчал, предлагая Евгении Юрьевне додумать все остальное самой.

«И над его головой появился нимб, как от денег под ультрафиолетом, — продолжила про себя Евгения, — но Кошкина по-прежнему тянет к красивым мышкам. Работа на Мосфильме сказывается. Поэтому он иногда и позволяет себе побаловаться с Зинаидой Ивановной».

— Вот, собственно, и все. — Улыбающийся поклонник встал. — Я вам помог?

Евгения тоже встала:

— Спасибо, и даже очень.

И он исчез так же тихо и незаметно, как и появился, в качестве гонорара поцеловав на прощанье ей руку.

Вы, наверное, себе представили круглого, толстенького, лысенького очкарика за пятьдесят — и ошиблись. Ему было около сорока, не больше, был он худ, строен, с седыми волосами (она отметила это странное совпадение), очень порывист и вместе с тем сдержан. Когда только начинался их роман, Евгения рискнула задать ему всего один вопрос, касающийся его самого:

— Откуда вы все это знаете?

Он ответил честно, потому что его взволновал ее интерес к его особе:

— Когда-то я работал в ГРУ…

Больше Евгения лично о нем ничего никогда не спрашивала.

После ухода гостя Евгения, посидев некоторое время в кресле, пришла к выводу, что Виктор Петрович Кошкин не тот человек, которого можно просто кинуть и не оказаться в джакузи с перерезанными венами.

Поэтому Кошкину она не звонила, Кошкин сам позвонил ей и настоял на встрече. Что оставалось Евгении? Не будешь же говорить, что ставить памятник Достоевскому передумали?