Том 1. Стихотворения
вернуться

Бальмонт Константин Дмитриевич
Шрифт:

В домах

М. Горькому

В мучительно-тесных громадах домов Живут некрасивые бледные люди, Окованы памятью выцветших слов,   Забывши о творческом чуде. Все скучно в их жизни. Полюбят кого, Сейчас же наложат тяжелые цепи. «Ну, что же, ты счастлив?» – «Да что ж… Ничего…»   О, да, ничего нет нелепей! И чахнут, замкнувшись в гробницах своих. А где-то по воздуху носятся птицы. Что птицы? Мудрей привидений людских   Жуки, пауки и мокрицы. Все цельно в просторах безлюдных пустынь, Желанье свободно уходит к желанью. Там нет заподозренных чувством святынь,   Там нет пригвождении к преданью. Свобода, свобода! Кто понял тебя, Тот знает, как вольны разливные реки. И если лавина несется губя,   Лавина прекрасна навеки. Кто близок был к смерти и видел ее, Тот знает, что жизнь глубока и прекрасна. О, люди, я вслушался в сердце свое,   И знаю, что ваше – несчастно! Да, если бы только могли вы понять… Но вот предо мною захлопнулись двери, И в клеточках гномы застыли опять,   Лепечут: «Мы люди, не звери». Я проклял вас, люди. Живите впотьмах. Тоскуйте в размеренной чинной боязни. Бледнейте в мучительных ваших домах.   Вы к казни идете от казни!

Мститель

Если б вы молились на меня, Я стоял бы ангелом пред вами, О приходе радостного дня Говорил бы лучшими словами. Был бы вам как радостный восход, Был бы вам как свежесть аромата, Сделал бы вам легким переход К грусти полумертвого заката. Я бы пел вам сладостно звеня, Я б не ненавидел вас, как трупы, Если б вы молились на меня, Если бы вы не были так скупы. А теперь, угрюмый и больной, А теперь, как темный дух, гонимый, Буду мстить вам с меткостью стальной, Буду бич ваш, бич неумолимый.

Соперники

Мы можем идти по широким равнинам, Идти, не встречаясь в пути никогда. И каждый пребудет, один, властелином, – Пока не взойдет роковая звезда. Мы можем бросать беспокойные тени, Их месяц вытягивать будет в длину. В одном восхожденьи мы будем ступени, И равны, – пока не полюбим одну. Тогда мы солжем, но себе не поможем, Тогда мы забудем о Боге своем. Мы можем, мы можем, мы многое можем, Но только – мой равный! – пока мы вдвоем.

Ломаные линии

Ломаные линии, острые углы. Да, мы здесь – мы прячемся в дымном царстве мглы. Мы еще покажемся из угрюмых нор, Мы еще нарядимся в праздничный убор. Глянем и захватим вас, вбросим в наши сны. Мы еще покажем вам свежесть новизны. Подождите, старые, знавшие всегда Только два качания, только нет и да. Будет откровение, вспыхнет царство мглы. Утро дышит пурпуром… Чу! кричат орлы!

Нашим врагам

Вы томительные, Усыпительные,   Ничего вам не дано,   Даром канете на дно. Богом кинутые, И отринутые,   Не согреты вы ничем,   И живете низачем. Не постигнувшие, И не двигнувшие   Ничего и никогда,   Вы погибли навсегда. Вы распавшиеся, Неудавшиеся,   У дорожного столба   Невзошедшие хлеба.

Гармония слов

Почему в языке отошедших людей   Были громы певучих страстей? И намеки на звон всех времен и пиров,   И гармония красочных слов? Почему в языке современных людей   Стук ссыпаемых в яму костей? Подражательность слов, точно эхо молвы,   Точно ропот болотной травы? Потому что когда, молода и горда,   Между скал возникала вода, Не боялась она прорываться вперед,   Если станешь пред ней, так убьет. И убьет, и зальет, и прозрачно бежит,   Только волей своей дорожит. Так рождается звон для грядущих времен,   Для теперешних бледных племен.

Другу

Милый друг, почему бесконечная боль Затаилась в душе огорченной твоей? Быть счастливым себя хоть на миг приневоль, Будь как царь водяной, и как горный король, Будь со мною в дрожаньи бессвязных ветвей. Посмотри, как воздушно сиянье Луны, Как проходит она – не дыша, не спеша. Все виденья в застывшей тиши сплетены, Всюду свет и восторг, всюду сон, всюду сны. О, земля хороша, хороша, хороша!

«Если грустно тебе…»

Если грустно тебе, Ты не думай, мой друг Весь очерчен в Судьбе Твой назначенный круг Разве думает лес? Разве плачет о чем? Он живет для чудес, Озаренный лучом. Разве нежный цветок Будет думать весной? Верь напевности строк, Будь без думы со мной.

«Ты мне говоришь, что как женщина я…»