Том 3. Стихотворения
вернуться

Бальмонт Константин Дмитриевич
Шрифт:

Что есть светлее?

Что есть светлее пенья, Светлей чудотворенья, Светлее, чем алмаз, И чем Пасхальный час? Что есть светлей моленья, И солнечного зренья, Светлей, чем мед и кровь? Любовь, любовь. В любви есть звоны пенья, И свет чудотворенья, И жемчуг, и алмаз, И в часе новый час. В любви есть свет моленья, И солнечное зренье, Луна, и мед, и кровь. Люби – любовь.

Божьи плотники

Мы плотнички, Мы работнички, Все работаем мы тут, Над Судьбою судим суд, Мы ведь Божий, Непрохожие. Мы плотнички, Мы работнички, Мы не ходим в мире зря, За работу – чуть заря, До вечерних рос Тешем белый тес. Мы плотнички, Мы работнички, Нам топор проворный люб, Мы здесь строим белый сруб, Топором стучим, Да в свой дух глядим. Мы глядим на Лес, В Море день воскрес, Послужили нам леса, Вот натянем паруса На корабль мы свой, На корабль живой. Коли плыть, так плыть, Новый мир открыть, Мы постукиваем тут, Стружки словно цвет цветут, Мы плотнички, Мы работнички.

Судить судьбу

Судьба тебя судит, – Ты сам ее суди. Судьба тебя нудит, – Ты гляди, что впереди. Судьба тебя толкает, – Упреди ее толчок Судьба набегает, – А ты в бок прыжок. Судьба гонять нас любит, – На полет легка Судьба совсем погубит, – Коль придет изподтишка А ежели увидит, Что ум ее ждет, – Судьба нас не обидит, Возьмет в свой полет.

Творцам сих садов

О, страдатели, насаждатели, о, садовники сих садов, С разнородными вам породами бой готовится, бои готов. Чуть посеете семя светлое, семя темное тут как тут, Чуть посадите стебель крепкий вы, травы цепкие здесь растут. Чуть посадите цвет небесный вы, голубой цветок, и как снег, Чуть посадите нежно-алый цвет, слышен тихий шаг, слышен бег. Над цветком часы и толпы минут, вот подкралися, вот бегут, Стерегите их, а не то они всех не бережных стерегут. И когда впадут во внимание, в них воздушный звон, нежный цвет, И когда впадут в невнимание, это – вороны, свита бед. Созидатели, насаждатели, вы, садовники сих садов, Цепки травы – прочь, и глядите в Ночь, тьмы минут – дадут вам цветов.

Как трава

Человек на Земле Как трава растет. Зачинаясь во мгле, Утра ясного ждет. За селом возрастет, И цветком расцветет, А в селе – Воск и мед. Почему же светла Божья служба в ночи? Потому что жила Здесь трава, и пила Божий дождь и лучи. Почему же была Свадьба душ весела, Обошел мед кругом? Потому что пчела Над травою была, В брак вошла Со цветком.

Корабль

Чтоб Корабль построить наш, Из златых мы пили чаш, Все испили мы, до дна, От столетнего вина. И пошли во старый бор, Острый выбрали топор, Твердый выбрали мы дуб, Чтоб построить верный сруб. Снасти вили мы рукой, И не то что час-другой, И не то что целый год, Сколько только Бог сочтет. И для паруса – в закон Был введен небесный лен, И зазыбилась, чиста, Вздутость белого холста. Вздулся ветер и подул, И пошел по Морю гул, Вздулся парус, задрожал, Терем в Море побежал. И чтоб шел корабль легко, Был посажен глубоко, Чтоб легко он в Море шел, Груз богатый был тяжел. Опрокинуться нельзя, В Море – верная стезя. Чтоб корабль построить наш, Из златых мы пили чаш.

Волшебный корабль

По синему Морю Корабль наш плывет, От края до края – сияние вод. Корабль – драгоценный, товары на нем – Услада для взора, играют огнем. И хочется многим товары купить, Но Рок им велел прихотливыми быть. Коль скуп ты, давай немудреную медь, Но, раз дешевишься, не будут гореть. Коль беден, давай нам последнюю медь, И будут рубином играть и алеть. А если обманом иль силой возьмешь, Ты вместо сокровищ – чудовищ найдешь. Так едем мы Морем, причалим, и ждем, Товары волшебным сияют огнем. И многие думают – мы колдуны, И многие думают – просто лгуны. Ни тем, ни другим не сказав ничего, Мы дива даем с Корабля своего. Одних осчастливим, других же смутим, И снова мы в Море, и снова мы с ним. В безбрежном и нежном кораллы найдем, И мною рубинов с кровавым огнем.

Вещанье

Мы плыли по светлой вечерней воде, Все были свои, и чужого нигде, А волны дробились в своей череде. Живые они, голубые Играли мы веслами, чуть шевеля, Далеко, далеко осталась земля. Бел Сокол – названье того Корабля. Родные на нем, все родные. Сидел у руля златоокий Пророк, И был он как будто совсем одинок, И страшный внезапно пропел он намек. Морские в нем страсти, морские.   Год скрепился, день сосчитан, миг бежит и не вернется,     Час назначен, в диком плаче словно пыль взметнутся все,   Кто тебе казался Богом, волколаком обернется,     Сорок громов, водоемов, сорок молний в их красе.   Бойтесь, бойтесь! Безвозвратно! Ничего уж не исправишь!     Все убитые – восстали. Все задавленные – тут.   Горше всех лукавств убогих – что теперь еще лукавишь,     А глаза твои как щели, сам себе назначил суд.   Сядешь – пламень, ляжешь – камень, в пропасть кинешься – замкнется,     В ночь склубишься – сорок молний миру выявят уклон,   Вся Вселенная смутится, и в седой клубок свернется.     Слышишь громы? Сорок громов! Падай, падай осужден! Был бледен и страшен Пророк у руля, И все мы дрожали, вещаньям внемля, И волны качали оплот Корабля. Живые они, голубые. Мы поняли, что он хотел нам сказать, О бездне скорбел он, скользя через гладь, Мы в Свете, но Бездна должна отстрадать. Родные грехи нам, родные. Мы плыли по тихой и светлой воде, Все было свое, и чужого нигде, Молитву мы пели Вечерней Звезде. Мария! Мария! Мария!