Том 3. Стихотворения
вернуться

Бальмонт Константин Дмитриевич
Шрифт:

Вершинный сон

Если жемчуг, сапфир, гиацинт, и рубин С изумрудом смешать, превративши их в пыль, Нежный дух ты услышишь, нежней, чем жасмин, И красиво пьяней, чем ваниль. В аромате таком есть фиалка весны, И коль на ночь подышешь ты тем ароматом, Ты войдешь в благовонно стозвонные сны, Ты увидишь себя в Вертограде богатом, В Вертограде двенадцати врат, Где оплоты подобны сияющим латам, И рядами в стенах гиацинты горят, И рядами алеют и льются рубины, И рядами, как возле озер – берега, Изумруды, сапфиры горят, жемчуга, Кто-то шепчет тебе «Ты единый! Посмотри, посмотри: – Здесь заря – до зари. Любишь?» – «Счастье! Люблю.» – «Повтори! Повтори!» «О, люблю!» – Как сияют вершины!

Ладан

Есть ладан и ладан. Есть ладан простой, Хоть свет от него золотой. И дух его, синий расцвет фимиама, Есть чара вечернего храма. Есть ладан, который – от утренних рос, От ночи, от зорь, и от слез. И столько ль молитв, как сердечного зноя, В пахучем дыханьи бензоя.

Во храме ночном

Во храме ночном Бряцают кадила. Башенный звон притих. Ладан, бензой, киннамом, Реет Небесная сила, И стройный поется стих. «Сестра ожиданий моих, Звезда исканий полночных. Огонь мгновений урочных, Когда нельзя не любить. Ценный камень, в котором Пламени – жаждущим взором Поют воссиявшим хором. В тайну – лучистая нить. Несокрушимость, основа Для золотого, Жданного, Столь осиянного, Храма. Весь мир для тебя лишь лучистая рама, Весь мир для того лишь возник, Чтоб из сердца, где вспыхнул клад, Где вот эти огни горят, Вырвался крик, Пламенно-жаркий, И знающий также, как сладостна тишь, В молитве безгласной и яркой, Когда как звезда ты горишь, Когда как Луна ты, как Солнце, как Бог, Как радуга молний, как шепот, как вздох, Как зов из-за дали морей, Наконец возвестивший: „Пора! Приходи, я тебя увенчаю всем блеском расцветших ветвей“. О, сестра! Я хотел бы все звезды, все души замкнуть Для тебя, здесь, в душе просветленной моей; О, сестра! Ты – путь». Ладан, бензой, киннамом, Бряцанье пахучих кадил. «Брат, ты отрада, ты мой, ты мой дом, Брат, сколько счастья в огне голубом. Звезды Господь – для тебя засветил, Для тебя вес цветы расцветил».

Тихий Дон

«И времени больше не будет…»

Откровение
На тихом на Доне, В сияньи и в звоне, Цветет зеленеющий сад. Летают там птицы, Сияют зарницы, Стоят там светлицы, Горят. В светлице столовой Там стол есть дубовый, Двенадцать любимых за ним. Они не страдают, Они обладают, В них сумраки тают, Как дым. В светлице столовой, В той горнице новой И вечной как Солнце и свет, Двенадцать красивых, Бессмертно-счастливых, Все в мире – в разрывах, Здесь – нет. В немом поцелуе Застывшие струи Молчаньем окованных вод. И звон колокольный, Над бездною дольной, В уют тот безбольный – Зовет.

Голос

Был голос из-за облака: – Пребудьте в бытии. Послушайте, вы, голуби, вы, верные мои. Затеем мы огнистую снежистую игру, Я плоть себе пречистую покровом изберу. Я в эту ткань богатую по-царски облекусь, Не тенью к вам крылатою, а весь как есть явлюсь. И будет дух – в кружении, как голубь круговой, В сверканьи и в горении в свирельности живой. В великой осиянности кружащихся планид, В блаженной несказанности, в которой буря спит. И вот – и вот – идет она, идет она, растет, В душе горячим молниям забыт-утрачен счет. Мы в бешеной любовности, мы в белых облаках, В великой безгреховности, в свежащих нас громах.

Бог живой

(Голуби)

Ты оставь чужих людей, Ты меж братьев порадей, Богом-Духом завладей. Люди ходят так и сяк, Входят в свет и входят в мрак, А не знают вещий знак. Мы же – посолонь всегда, Наша – светлая страда, И несбивчива – Звезда. Бог есть мертвый, Бог живой, Бог живой да будет твой, Поспешай, Господь с тобой.

Бог живой

(Горлицы)

Бог живой, везде живой, В Небошири голубой, В Солнце, в Месяце, в звезде, В протекающей воде. В громоздящихся китах, В еле видимых цветах, В паутинке на ветру, В сне последнем поутру.

Aз есмь Бог

Аз есмь Бог, в веках предсказанный, Из глубин своих развязанный, Из глубин своих свобод Вставший здесь, как миг и год. Аз есмь Бог и откровение, Темным душам во спасение. Светлым душам в поцелуй, Да поют, любя: «Ликуй!» Аз есмь Бог вочеловеченный, Звездоликостью отмеченный, Всех других богов не счесть, Но иного Бога несть.

Нет другого учения

Нет другого учения. Не ищите его. А на чем вы поставлены, стойте. То, что вам заповедано, не утратьте того, И закинувши невод свой, пойте. Не женись, неженимые. Разженитесь с женой, Вы, женимые, – будьте с сестрою. И глазами в глаза взглянув, глубина с глубиной, Будьте телом – и телом – с душою. Раз вы хмеля касаетесь, да лучист будет хмель, Раз в словах, не склонись к суесловью. Семикратно есть проклят тот, кто разрушил свирель, Семибездно он проклят Любовью. Не украдьте. Единую кто копейку возьмет, Ту копейку положат на темя. Будет жечь, будет жечь она, до прощенья прожжет, Но, чтоб плавиться, нужно ей время. Друг ко другу ходите вы, и водите хлеб-соль, И любитесь любовью желанной. И храните всю заповедь, и храните, доколь Не приду к вам, Огнем осиянный.

Грех один

Есть грех один и грех мучительный,     Хотя и много есть грехов. Один чрезмерно унизительный, И продолжающийся, длительный,     В себе таящий сонм гробов. То грех души с душою скованной,     То принуждение для губ, Когда привычно-уготованный Есть поцелуй не очарованный,     И тело с телом – труп и труп. На этот грех, с безмерной ратию,     Иду, и вешний ветр струю. Я предаю его проклятию, Я предаю его треклятию,     Четвероклятью предаю.