Шрифт:
Это 1962 г. Что же вышло? Как указывает, например, современная русская, близкая новокрестьянскому направлению, поэтесса Т. И. Смертина: «Катакомбная церковь — это не секта, это Русская Православная церковь, ушедшая в подполье после отделения Церкви от Государства в годы революции. Катакомбная церковь отличалась от открытой Православной тем, что отказалась служить новой власти, подчиняться её законам и воспевать новое начальство. По этим причинам и вынуждена была уйти в подполье». Говоря о Катакомбной церкви, она говорит именно о той «секте», которую упоминает в своём доносе герой повести А. Е. Рекемчука. Имеются мнения, будто бы осколки этой неофициальной русской православной церкви существуют и поныне и, кроме того, будто бы многие известные фигуры Серебряного века также принадлежали к данной церкви.
Между тем, по своему положению, образу жизни и служения, а также по принципиальным расхождениям с линией официальной церкви вплоть до обвинений последней в сделке с дьяволом (или с «дьяволом большевизма» — не суть) русские тайноцерковники поразительно напоминают «катаров» и «староверов» драмы А. А. Ланга. И те, и другие возвращают нас к тому, с чего мы начали, так как и те, и другие, безусловно, подпадают под статус маргиналов. Существуют разрозненные сведения и о том, что подлинных русских тайно-церковников преследовали жесточайшим образом, что также роднит их с героями драмы «Ведьма». И обвинения, выдвигаемые им персонажем повести «Молодо-зелено», — это лишь цветочки, так как им, равно как и альбигойцам, инкриминировалось многое — вплоть до отправления чёрных месс, осквернения Святых Даров и связей с внешним врагом существующего государственного режима. Фактически их выставляли перед широкой общественностью всё теми же жуткими маргинальными изуверами и ренегатами. Одной части общества нужны были запугивания, а другой — дешёвые сенсации. Механизм из века в век работает с таким постоянством, что мы можем быть практически уверены, что русские тайно-церковники настолько же реальные дьяволопоклонники, сатанисты и пр. и пр., насколько Клара из драмы А. А. Ланга — реальная ведьма. Но коль скоро в эпоху, по крайней мере, на словах провозглашённой терпимости данная церковная структура не спешит, пользуясь моментом, обнаруживать себя, из этого не следует, что она вымерла, а следует лишь то, что на деле и сегодня в сознании людей остаётся страх угрозы преследования по религиозным мотивам. Дальнейшие рассуждения — не литературная отрасль, укажем лишь на непреходящую актуальность произведения А. А. Ланга в свете всего вышесказанного, что, впрочем, также наводит на догадки, отчего оно могло быть предано забвению, — второй уровень маргинализации рассматриваемого автора…
Драматургическую часть нашего сборника завершает одноактная драматическая фантазия «Маг» Иоганнеса фон Гюнтера.
И. фон Гюнтер (1886–1973) — российско-немецкий писатель, переводчик, литературный критик, мемуарист. Был уроженцем Курляндии (ныне — Латвия). Судьба уготовала ему стать культурным звеном между Россией и Германией и популяризатором в Германии русской литературы.
Он появился на литературной арене в 1905 г., написав письмо А. Белому, в котором просил разрешения на издание тома произведений поэта, сообщая, что данная книга станет первой в серии «Русская поэзия XIX века (1810–1910)», рассчитанной на 20 томов. В 1906 г. И. фон Гюнтер дебютировал публикацией собственных стихов «Тени и ясность» в традиции лирики С. Георге. В этом же году он впервые посетил Санкт-Петербург, где познакомился с А. А. Блоком. Второй визит И. фон Гюнтера в Россию состоялся в апреле 1908 г. и значительно расширил его круг знакомств с петербургскими писателями, чему особенно способствовали его визиты к Вяч. Иванову, в знаменитой «башне» которого по средам собирались многие представители литературно-художественного Санкт-Петербурга.
В третий раз И. фон Гюнтер приехал в Россию осенью 1909 г. В этот раз он познакомился с Н. С. Гумилёвым и до 1913 г. был германским редактором журнала «Аполлон», где вёл постоянную колонку «Заметки о немецкой литературе». В объявлениях «Аполлона» его имя упоминалось непосредственно после Н. С. Гумилёва в качестве сотрудника отдела «вопросов литературы и литературной критики». В декабрьском номере «Аполлона» за 1909 г. была опубликована драма И. фон Гюнтера «Маг» в переводе П. Потёмкина, которая после этого не переиздавалась и впервые за столетие вновь обретает своего читателя на страницах настоящего сборника. Несмотря на то что И. фон Гюнтер принадлежал к иному — санкт-петербургскому — кругу символистов, причиной включения его произведения в наше собрание послужила его идейная и духовная близость к публикуемым под данной обложкой произведениям других авторов.
С 1914 г. И. фон Гюнтер окончательно перебрался в Германию, где продолжал работать в качестве переводчика, драматурга, лирика и прозаика. Был связан со многими издательскими и литературными кругами в Германии (в т. ч. со знаменитым «кружком С. Георге» и поэтом Р. М. Рильке). Был управляющим издательства «Georg M"uller Verlag». В течение этого времени вышли работы И. фон Гюнтера «Мартиниан ищет дьявола» (1916), «Поход в Туле» (1916), перевод на немецкий язык «Медного всадника» А. С. Пушкина. Кроме того, он переводил произведения Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, А. П. Чехова, А. А. Блока, С. А. Есенина и др. Издал несколько антологий русской классики. Перевёл значительную часть лирики М. Ю. Лермонтова: поэмы «Песня про купца Калашникова», «Демон», «Мцыри», роман «Герой нашего времени» и отрывок «Штосс».
В 1919 г. И. фон Гюнтер основал в Мюнхене издательство «Музарион», много печатавшее русских авторов. Живя в Мюнхене, он был знаком и несколько раз встречался с Т. Манном. В 1929 г. вышла работа И. фон Гюнтера «Калиостро».
Однако всё перечисленное — лишь наиболее общие факты его биографии, практически не отвечающие на вопрос, что же именно послужило причиной долгого забвения этого автора в нашей стране. По всей видимости, его маргинализации оказал содействие тот факт, что после прихода к власти национал-социалистов в 1933 г. И. фон Гюнтер вместе с другими германскими литераторами подписал так называемый «Торжественный обет вернейшего следования за Адольфом Гитлером». Этот документ представлял собой торжественную присягу 88 германских писателей и поэтов А. Гитлеру, 26 октября 1933 г. напечатанную в городской газете Фосса и распространявшуюся Прусской академией искусств. Одновременно документ публиковался в газетах других городов, чтобы как можно дальше распространить признание доверия подписавшихся литераторов новому германскому рейхсканцлеру, после того как 4 октября 1933 г. правительством был принят закон о редакторах, вступавший в силу с 1 января 1934 г. Текст присяги гласил: «Мир, работа и честь — высочайшие блага каждой нации и гарантия подлинного сожительства народов друг с другом. Сознание силы и вновь обретённого единства, нашей искренней воли, призванной безоговорочно служить внутреннему и внешнему миру, глубокое осознание наших задач по возрождению Империи и наша решимость, не имеющие ничего общего с вещами, противоречащими чести нашей и Отечества, побуждают нас в эти первые часы торжественно принести Вам, господин рейхсканцлер, обет вернейшего следования». Среди подписавшихся числились такие авторы-классики, как Г. Бенн, Б. фон Мюнхгаузен, А. Мигель, Г. Ф. Блунк, Г. Йост и др.
Примечательно также, что в 1939 г. вышла снискавшая успех и переиздававшаяся работа И. фон Гюнтера «Распутин: маг и пророк» (или же «Распутин: святой дьявол»).
В дальнейшем он по-прежнему преуспевал в качестве одного из наиболее деятельных переводчиков, издателей и популяризаторов русской литературы в ФРГ (и это побывав убеждённым национал-социалистом!). В 1964 г. была издана книга «Русская литература», в 1966 г. — «Декамерон» Дж. Боккаччо под редакцией И. фон Гюнтера, а в 1969 г. он опубликовал книгу воспоминаний «Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном», переизданную в 2000 г. и на сегодняшний день являющуюся основным источником для исследователей раннего периода жизни И. фон Гюнтера.
«Другой» масон: масонствующий имперский патриот и антисоветский террорист… [62] «Другая» «новая женщина»: одержимая огненным ангелом sanctus amor ведьма эпохи Реформации в реалиях московских и эмигрантских будней рубежа XIX и XX столетий… «Другой» христианин: прячущийся от христиан в лесах и водящий дружбу со стихийными духами… «Другой» национал-социалист: верный и фюреру, и России с её литературой… Не слишком ли много всего «ДРУГОГО» — такого, что во избежание лишних сомнений легче замять, чем позволить джинну выбраться из бутылки? Однако, как уже подразумевалось в начале этого очерка, сегодня обстановка позволяет нам робкими шагами возвращаться на утраченные некогда позиции. Одна из ведущих среди них — позиция так называемой «философии жизни» — после известных событий 1939–1945 гг., так же как и всё, о чём у нас идёт речь, подвергшаяся известной маргинализации. Одним из основных понятий философии жизни является «пере-живание», иными словами, внутреннее чувствование живущейся жизни. С нашей точки зрения, у каждого человека таковому «пере-живанию» наибольшим образом содействуют три момента, не зависящие от порядка их перечисления: Любовь, Борьба и Вышнее (для удобства назовём последнее Мистикой). Эти моменты подразумеваются в самом широком и не сводимом к узким границам смысле, а также в их многоразличной, вариативной, но непременной взаимосвязи. В представляемом сборнике каждый из них оставляет свой яркий след, и можно даже попытаться условно обозначить, что Любовь доминирует в произведениях Н. И. Петровской, Борьба — в произведениях С. Соколова (Кречетова) и Мистика — в произведениях А. А. Ланга (А. Березина / А. Л. Миропольского) и И. фон Гюнтера. Однако, следует понимать, что такая категоричность справедлива лишь отчасти, потому как в творчестве каждого из публикуемых авторов мы находим все три аспекта с разницею лишь в их пропорциональном соотношении.
62
Что, кстати, никем из предшествующих исследователей подробно не освещалось, поскольку (особенно заинтересованные) авторы, писавшие о его национально-патриотической деятельности, предпочитали дипломатично помалкивать относительно его масонства, а авторы, писавшие о его масонстве, старались обойти стороной «погромно-террористический» период, в то время как в его личности и то, и другое причудливым образом совмещались.