Внизу подъехал черный ёджип. Из него вышли те двое, что согласовывали мое участие в полете. Даже с высоты видно, что лица у них хмурые. Почему-то появляется желание спуститься вниз и никуда не лететь. Ни в какую другую галактику. Пусть даже мне дадут Пулитцеровскую. Пусть возьмут в штат хоть в «Мировые Времена». На сердце неспокойно.

Но вот мы в салоне. Я откидываю голову назад. Стараюсь дышать глубже. Бояться нечего. Ведь усиленные защитные поля…

Звуки растаяли. Сознание словно всплывает из плотного клейкого тумана. Медленно, но бесповоротно уходит боль. Сначала из самого нутра, потом словно соскальзывает с кожи и, еще осязаемая некоторое время, отдаляется от тела.

Вот уже зашипели динамики. Пот струится с меня ручьем, попадая в глаза, но даже сквозь радугу я вижу поднимающиеся с пола фигуры.

— Барьер боли пройден. Все живы? — Голос капитана сдавлен, слышно, как он отплевывается. — Через пару минут будем в Чудном месте. Конец связи.

Надин как-то сказала, что второй пилот заболел за день до отправления. Вот повезло мужику! Он даже не представляет как! Вирус, который его там скосил, он должен на руках носить и до конца его вирусной жизни поить французским коньяком.

Шевеловский вертит в руках разбитые очки. Сашка идет в туалет, распинывая в разные стороны лохмотья обшивки и шахматные фигуры. Бингер сыплет в рот очередную порцию ненужных лекарств. Морщится, но сыплет. Лупя уже клянчит у Надин очередной бутерброд. Она кричит, что еда закончилась.

Но это поправимо, ведь через минуты мы окажемся в Чудном месте.

Словно удар током. В глазах темнеет. Провал…

— Кто прибрал салон? — зло вопрошает Сашка. — Блин, я этого ферзя раздавил пополам. Точно помню!

Он вертит в руках целехонькую фигуру. Оглядывается по сторонам, ища взглядом следы своего буйства. Кругом порядок, Сашка плюхается в кресло.

— Дурдом номер ноль!

Профессор не спеша надевает очки. На стеклах ни трещинки. Поднимает с кресла блокнот и начинает снова исписывать каракулями белые листы. Лупя дождался-таки своего бутерброда. Запах свежей колбасы долетает до меня, пробуждая волчий аппетит. После Барьера всегда хочется есть.

— Надин, милочка, не приготовите ли нам покушать? — просит Шевеловский, не отрываясь от писанины.

Гремит кофейник, из-за шторки появляется зеркальный бок хромированной тележки. Надин колдует над очередным обедом. Или ужином. Или…

Можно ли привыкнуть к чудесам? Когда происходит что-то такое, после чего ты начинаешь сомневаться в собственной психике. Происходит регулярно, в одно и то же время, что бы ни происходило до этого момента. Мои мысли немного путаются, а может, даже и не немного. Может, их и нет вовсе? Потому что мы побывали в Чудном месте! Целое мгновение мы были там!

Можно ли привыкнуть к чудесам? Можно! Если видеть их так долго, как видим мы. Из раза в раз, снова и снова. Чудеса, которые случаются непременно, перестают быть чудом, даже если они непостижимы.

Я пью ароматный чай. Все пьют кофе, а я чай. Он по-особенному горяч и насыщен дивным вкусом. Свежесть его необычайна, словно листочки сорвали с кустов минуту назад. Можно расслабиться. Мы на обычке. Обычной линии. Мы просто летим в космосе по заданному маршруту…

Звездолет прорывается сквозь земное притяжение, как отброшенный мощным ударом ракетки волан. Плавно и легко. Он режет пространство, словно сверхострая бритва. Тонны металла несутся в неимоверную даль.

«Научились же делать», — думаю я, начиная расслабляться. Даже не заметил толком, как взлетели! Немного потрясло, и все! А какие колоссальные перегрузки должен испытывать корабль! Мои попутчики уставились в иллюминаторы. Какая-то странная подобралась компания. В голове начинает формироваться первый абзац статьи. Я достаю райтор и начинаю фиксировать мысли. Из происходящего я должен извлечь как можно больше необычного, захватывающего. Подать материал эффектно — это искусство. Выжать из короткого, скучноватого перелета хоть какую-нибудь изюминку — вот моя цель. Громкое чавканье отрывает меня от раздумий. Мои попутчики уже вовсю пируют.

— Ваш завтрак. Приятного аппетита! — певучее контральто заставляет меня поднять взгляд.

На бейджике написано «Надин». Голубые глаза излучают уверенность в собственной привлекательности. Крутые упругие бедра ловко вписываются между кресел. Линии их настолько плавные, что хочется немного подправить их ладонью.

На откидной столик ставится пара салатов, несколько уложенных в виде олимпийских колец бутербродов, что-то вроде запеканки и маленькая розетка с икрой. Вполне неплохо! Мне начинает нравиться этот полет.

— Уважаемые пассажиры! Разрешите поприветствовать вас на борту нашего межзвездного корабля, — слушаю я, расправляясь с хрустящим кусочком брокколи.

Капитанский голос звучит немного надменно, и я представляю вальяжно раскинувшегося в удобном кресле бородача с вересковой трубкой в зубах. Его опытные руки порхают по сенсорам, а прищуренные глаза устремлены в черную даль…

Тычки под лопатку возвращают меня в настоящее.

— Эй, закемарил, что ли? Тебя профессор зовет! Спросить о чем-то хочет. — Санька лениво кивает головой и прищелкивает языком.