Горская смутилась.

– Ну… понимаете… из-за хурмы. Пару дней назад я пошла по делам, столкнулась на улице со Светой Соколовой. Она меня к себе в гости затащила, у нее на столе стояло блюдо с «корольком», а я обожаю хурму. Но у меня на нее малоприятная реакция – съем одну штучку, и начинается стоматит, язвочки во рту появляются.

– И вы не удержались! – с упреком воскликнула Марфуша. – Накушались!

– Человек слаб, – зачастила хозяйка дома, – хурма мой самый любимый фрукт, вот и… Да, не удержалась, слопала четыре штуки. Или пять… может, шесть.

– Ну, вы даете! – возмутилась Марфа. – Хуже ребенка, честное слово! Знаете ведь, что плохо будет, и все же накинулись на угощение! Вот что сказать после этого?

Ирина Леонидовна смутилась, принялась, искоса поглядывая на меня, объяснять:

– Марфуша ко мне прекрасно относится, но у нее плохое воспитание, если чем-то недовольна, начинает зудеть осенней мухой, слушать ее бубнеж сил нет… Я пришла домой и, чтобы купировать развивающуюся болезнь, стала полоскать рот прекрасным, испытанным советским средством «Стомодент». Сейчас его не выпускают, в аптеках предлагают импортные растворы. Они дороги и малодейственны. Миша всем пациентам «Стомодент» рекомендовал.

– Блин! – взвилась Марфа. – Эта ваша чудодейственная жидкость давно испортилась! Ей сто лет! Храните в подвале хрен знает что, пользуетесь непригодным! Ох, давно мне следовало ящики с дерьмом на помойку оттащить… Мыло со времен царя Гороха! Духи фиг знает когда выпущенные!

– «Стомодент» не тухнет, – возразила Горская. – Но он мне не помог, даже хуже стало.

– Ага! Кто бы сомневался! – гневалась Марфуша. – Не стану больше вас слушать, выкину все из подвала.

Горская повысила голос:

– Здесь хозяйка я!

Марфуша сникла:

– Простите, о вас же беспокоюсь!

– Утратившее свои свойства полоскание не остановило стоматит, а, наоборот, усилило, – догадалась я. – Если не ошибаюсь, заболевание достигает пика через пару-тройку дней после старта. Когда появилась коробка с пирогом, вам, несмотря на любовь к выпечке с черникой, даже смотреть на угощение было больно. И конечно же, вы никому, даже Марфе, не рассказали о случившейся с вами неприятности.

– Считаю неприличным говорить вслух об интимных вещах, – подтвердила Горская. – Что касается Марфы… Она мне предана и поэтому способна на глупости. У меня много запасов – кофе из старых времен, печенье, косметика-парфюмерия. Все советского качества, из натуральных материалов. А Марфа вбила себе в голову: если срок годности прошел, надо тащить вполне пригодные к употреблению продукты на помойку. Слышали, как она сейчас кричала: «Выброшу, выброшу»? И ведь может тайком так поступить. Вот я и смолчала про хурму и «Стомодент». Это только мое дело! А черничный пирог куда деть? Не выбрасывать же его? Вот я и решила отнести угощение новым соседям. Надо с ними познакомиться, а с пустыми руками заявиться неудобно.

– Кто знал о непереносимости вами ягод? – напала я на домработницу. – Кому вы про свою язву говорили?

Марфуша почесала переносицу.

– А всем! Еще когда Михаил Петрович жив был, он часто вечеринки закатывал. Я бегала с посудой и непременно от кого-нибудь слышала: «Марфа, передохни, сядь, глотни чайку. Смотри, какой торт с малиной, съешь кусочек». Я в ответ: «Спасибо за предложение, от ягод у меня живот скрутит».

Я посмотрела на Горскую.

– Ваша любовь к чернике тоже не тайна?

– А чего ее скрывать? – удивилась та.

Я подвела итог беседе:

– Пирог появился незаметно. Население поселка в курсе, что Марфа не притронется к ягодам, и всем известно, что Горская не откажется от выпечки с черникой.

– Не пойму, к чему вы клоните? – жалобно произнесла Ирина Леонидовна.

– Похоже, отравить собирались вас, – повторила я недавно высказанную мысль.

– Меня? – снова ужаснулась добрая фея. – За что? Боже, вы ошибаетесь!

– Убийца специально прислал пирог с черникой, не хотел лишить жизни Марфу, – продолжала я. – Знал, что она не тронет его, а вы соблазнитесь. Пирог выглядел очень аппетитно.

Ирина Леонидовна начала креститься.

– Спаси господь! Кто же меня так не любит? И почему?

– Это чертова девчонка виновата! – выкрикнула Марфа. – Она вас сами знаете почему ненавидеть должна.

– О, нет, – побледнела Горская, – Кутя ведь… ну… она маленькая еще.

– Сейчас Кутузовой за двадцать, выросла давно, – хмыкнула Марфуша.

– Нет, нет, нет, – замотала головой Ирина Леонидовна, – коробку кто-то другой принес. Она не могла. Я же никому, кроме Андрея, ни слова не сказала! И ни разу Кутю после отъезда в поселке не видела, девочка тут больше не живет.

– Кутузова не ребенок, а взрослая баба, – отрезала Марфуша. – Из-за вас на дочку отец разозлился.

– Я совершенно ни при чем! – зачастила Горская. – Марфуша, ты же знаешь правду. И как я тогда должна была поступить? Да, я видела Кутю, она из окна высунулась. И что, мне следовало промолчать? Не сказать Андрею? А если бы милиция начала расследование и…

Она на полуслове осеклась.

Домработница исподлобья посмотрела на хозяйку.

– Во! Дошло наконец! Скумекали! Вы со своими откровениями порысили к Андрею Николаевичу, а Кутька рассчитывала, что все как с матерью получится, подумают, будто Клава сама вывалилась.