– Мышь, – ответила я.

Роза Леопольдовна взвыла сиреной и выскочила за дверь. Мне стало смешно, оказывается, она боится полевок.

– Она живая? – дрожащим голосом спросила из коридора Краузе.

– Идите сюда, – захихикала я.

Дверь приоткрылась, няня застыла на пороге.

– Откуда в доме эта нечисть?

– Судя по тому, как довольна Фира, мопсиха весьма удачно поохотилась утром во дворе, – засмеялась я. – Вам не стоит паниковать, мышка, увы, уже в лучшем из миров.

– А-а-а! – снова завопила Краузе и опять вылетела из спальни.

– Роза Леопольдовна, вы не поняли? Грызун умер, – крикнула я. – Фира его придушила.

– Мертвая мышь намного страшнее живой, – со слезами в голосе объявила из коридора няня. – Сейчас я сама от ужаса скончаюсь.

– На мой взгляд, надо бояться живых людей, а не погибших от лап мопса несчастных мышек, – пробормотала я.

– Кому Фира душ сделала? – пропищал за дверью голосок Кисы.

– Никому, детонька, – прохрипела Роза Леопольдовна.

– Лампа сказала «Фира придушила», – возразила девочка. – Хочу посмотреть, кто душ принимает. Фира его лапами держит?

– Пошли, оладушек тебе дам, – попыталась отвлечь ее Краузе.

Но Киса уже вбежала в спальню и с разочарованием констатировала:

– Здесь нет душа!

– Ванная рядом, следующая дверь по коридору, – сказала я, старательно закапывая трупик в свое одеяло. – Роза Леопольдовна!

– Слушаю вас, – пропела, не входя, няня.

– Заберите Кису, – попросила я.

– Деточка, иди сюда, – сладким тоном завела из-за створки Краузе, – мы с тобой книжечку почитаем.

– Нет, – проявила несвойственную ей строптивость девочка. – А-а-а-а! Мышка! Лампа, Фира ее съест!

Я взглянула на мопсиху и крякнула от досады. Не желая, чтобы малышка увидела дохлого грызуна, я замаскировала жертву в одеяле, но Фира в мгновение ока достала трофей и сейчас держала его в зубах.

Киса подбежала к собачке, сунула ей под нос сложенные ковшиком ладошки.

– Фирусенька, плюнь!

Мопсиха покорно разинула пасть, мышка упала в руки Кисы. Девочка начала дуть на серый комочек.

– Вставай! Просыпайся!

Я вскочила с кровати и обняла малышку.

– Киса, мышонок заснул, давай отпустим его на улицу. Он домой побежит, его мама-папа ждут.

– Если мышка спит, то как она пойдет? – заморгала Киса.

На секунду я примолкла. Логичное замечание. Тот, кто храпит, не ходит, если, конечно, не лунатик. Интересно, среди грызунов встречаются сомнамбулы? Я потрясла головой и вновь попыталась отнять у Кисы тельце невинной жертвы.

– Мы сейчас завернем ее в одеяльце. Роза Леопольдовна, принесите, пожалуйста, подходящий плед для спящей мышки.

– Ни за что к вам не войду! – заявила Краузе. – Она мне ногу откусит.

– Еще скажите – голову, – не выдержала я. – Дохлые, то есть заснувшие мышатки не агрессивны. К тому же у бедняжки крохотная пасть, а у вас здоровенная ступня.

– У меня, как у Золушки, маленькие ножки, сорок первый размер, – обиделась няня, – всего-то.

– Подозреваю, что у трудолюбивой сиротки был максимум тридцать второй, – ввязалась я в глупый спор. – А сорок первый не очень и мал.

– У Мирона сорок шестой, – прогудела Краузе.

Я едва не сказала, что у слона стопа намного больше, чем у ее мужа, но это никак не делает его Золушкой, однако вовремя прикусила язык.

– Мышка проснулась! – заликовала Киса. – Шевелится, на меня смотрит!

Я перевела взгляд на ладони девочки. Грызун действительно ожил и, приняв сидячее положение, уставился на девочку глазами-бусинками.

– Мама! – взвизгнула Краузе, не видевшая этого. Затем раздался оглушительный топот, судя по которому, няня унеслась на первый этаж.

– На улице мороз, холодно, а у мышки штанишек и курточки нет, лапки голые. Давай ее дома оставим? – попросила Киса.

Я собралась снова солгать про тоскующих родителей и братьев-сестер полевки, но тут крохотный зверек горько, совершенно по-человечески вздохнул. Я присмотрелась к трофею Фиры. Мышка дрожала от страха, ее передние лапки были трогательно сложены на груди, черные глазки неотрывно глядели на меня, хвост безвольно вытянулся. Беднажка явно думала, что вот сейчас ей открутят голову, и покорилась судьбе. Меня охватила жалость.