Алексей выключил аппаратуру, оглянулся, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. Под глазами у него были темные полукружья.

– Как хорошо, что ты приехала! Что-то срочное? Опять срыв? Отовсюду сообщают, что срыв.

– Почему ты думаешь, что произошло что-нибудь? – спросила Галя, протягивая руку. – Здравствуй, Алеша!

Зажужжал зуммер, Алексей придвинул микрофон правой рукой, левую протянул Гале.

– Колонну вездеходов я уже направил к вам. Вы задерживаете сводку о замораживании. С меня Ходов ее требует. Хорошо, я буду ждать. – Алексей повернулся к Гале. – Почему думаю? Ты зашла ко мне не как всегда… не переоделась. – И он улыбнулся.

Галя опустила голову.

– А я думала, что ты никогда не замечаешь. Алексей встал.

– Это верно. Я не замечал… – добавил он. Галя вспыхнула.

– Что, Алеша, трудно? – спросила она.

– Трудно, очень трудно… Садись, рассказывай, что там у вас случилось? Так плохо идет работа на опытном участке!.. Никак не ладится, расползается все… Василий Васильевич и тот нервничает, все напоминает, что никогда не верил в новый метод.

– У нас ничего не случилось, Алеша. Мы просто закончили разведку грунтов дна.

– Как закончили? – удивился Алексей.

– Спешили, работали без сна, чтобы перейти в твое распоряжение. Нас трое, вездеход… Мы сможем помочь в наиболее трудном месте на опытном участке.

– Спасибо. Сними куртку. Здесь тепло… А тебе в последний месяц и погреться было негде.

– Как у тебя хорошо! – Галя сняла шапку, черные волосы рассыпались, она откинула их со лба. – Знаешь, я часто представляла тебя в этой каюте. Вот и не удержалась, – она виновато улыбнулась, – прибежала…

– Спасибо, Галя! И за разведку спасибо… и за то, что зашла ко мне. Понимаешь, у меня все время было ощущение, что мне кого-то не хватает.

– Кого-то? – спросила Галя.

– Знаешь… должно быть, мне тебя не хватало.

– Почему меня?

– Теперь как-то сразу хорошо стало, уверенно! Алексей усадил Галю перед собой на стул.

– Понимаешь, Галчонок, мы с тобой, наверное, настоящие друзья. Хорошо мне с тобой!.. Не могу только объяснить. Час назад дело так плохо шло, казалось, руки опускаются. А теперь словно после отдыха. Так много хочется сделать!

Алексей рассмеялся, порывисто взял Галю за худенькие плечи, притянул к себе, поцеловал в лоб и от избытка внезапно нахлынувшего веселья встряхнул ее.

Галя слабо сопротивлялась:

– Алешка! Ключицу сломаешь.

– Стальные прутья могу согнуть. Все преодолеем, Галчонок, все… Чем хуже – тем лучше! Большему научимся… – Он вскочил и, неожиданно задумавшись, остановился посредине каюты. – Разные с женщинами могут быть отношения. У нас с тобой вроде все ясно и спокойно, а вот с Женей…

Галя нахмурилась, но Алексей продолжал, глядя через иллюминатор в темноту полярной ночи:

– Может быть, так и должно быть. Любовь – я твердо в это верил, – она расслабляет. Любовь и творчество, по крайней мере техническое творчество, несовместимы! В самом деле, надо сказать любимой что-то сокровенное, выстраданное, высокое, а тут трубы на уме. Словом, проза. Любовь требует поэзии. Ты любишь поэзию?

Галя сидела с низко опущенной головой.

– Люблю, – тихо проговорила она.

– Женя любила Блока. Я специально учил для нее… Подожди… как это?..

Забыл дальше… – И Алеша развел руками.

– Любимые стихи не учат, – сказала Галя. – Захочешь – не забудешь.

– Пожалуй, – согласился Алеша. – А ты кого любишь?

Галя даже вздрогнула.

– Когда-нибудь прочту… любимое.

Резко зажужжал зуммер. Алеша помедлил, потом с досадой наклонился к микрофону. Выражение лица его сразу изменилось:

– Слушаю, Василий Васильевич. Я ждал вашего вызова. Сейчас приду.

Алексей встал и выразительно посмотрел на Галю.

– Откажешься от вытаскивания труб? – спросила она.

– Отказаться… от самородков? От твоих самородков? – Алексей заглянул Гале в глаза и взял ее руки в свои. – Никогда! – Он обнял ее и поцеловал.