Моряки и строители, стоя у реллингов, наблюдали за спуском.

С тревогой смотрел на появившиеся на поверхности воды пузырьки и капитан корабля Федор Терехов. На дно, под лед, уходил еще один дорогой ему человек.

– Прошу вас развернуться и в срочном порядке следовать на юг. Дорога каждая минута, – сказал ему Ходов.

Терехов почти с неприязнью взглянул на него. Корабль уже стоял кормой к северу.

– Вперед самый полный! – с трудом выговорил капитан.

Флагманский ледокол, расталкивая битые льды, устремился вслед за отступавшими кораблями.

Флотилия полярной стройки на всех парах уходила от победившего ее льда.

Терехов стоял на обзорном мостике, откуда обычно изучал льды, прежде чем вступить с ними в бой.

Теперь, скрестив руки на груди, он мрачно смотрел на исчезающую вдали белую полоску, в которую слилось непроходимое ледяное поле. Подняв глаза, он посмотрел на небо.

Там, очень быстро превратившись из точки на горизонте в сигарообразное тело с коротенькими, непомерно широкими крыльями, постепенно снижаясь, шел летательный аппарат новейшей конструкции.

Аппарат приближался совершенно бесшумно. Только когда он обходил по кругу ледокол, сверху словно рухнула лавина камня. Это был запоздавший звук реактивных двигателей.

Звук оборвался, и над сигарой появился вращающийся горизонтальный диск. Это вертелись лопасти геликоптерного винта, заменившего выключенные реактивные двигатели.

Сделав круг над ледоколом, аппарат замер в воздухе, как парящая птица.

Федор скомандовал вахтенному штурману:

– Стоп!

На обзорный мостик к Терехову поднялся Ходов. Оба молча наблюдали, как постепенно снижается реалет.

Реалет повис над обзорным мостиком. Из его кабины сбросили гибкую лестницу. Нижние ее ступеньки упали на палубу мостика и, подобно маятнику, перемещались из одного его конца в другой, отмечая качку корабля.

Сверху по лестнице спускался человек в сером кожаном пальто и такой же шляпе. Худощавый, стремительный в движениях, с орлиным профилем и жгучими глазами, он легко спрыгнул на палубу и, протянув руку, отрекомендовался:

– Овесян.

Ходов и Терехов молча пожали ему руку.

Академик что-то сказал Ходову. Моряки придерживали раскачивающуюся лестницу. Сверху спускался еще один пассажир реалета, долго нащупывавший ногой каждую ступеньку. Когда он наконец ступил на мостик, то сразу выпрямился и оказался выше всех.

– Прошу пройти со мной в каюту капитана, – предложил он Ходову и Терехову.

Это был Волков.

Через минуту из каюты капитана вышел вахтенный штурман и объявил на корабле «полундру».

Со спасательных шлюпок были сняты брезенты, всем на корабле приказано было надеть пробковые пояса и вооружиться защитными очками.

Взволнованные люди стояли на палубе и смотрели на еле видимую на горизонте полоску ледяного поля.

Люди в пробковых поясах высыпали на палубу и, запрокинув головы, смотрели на небо.

– Высотный бомбардировщик!

– На какой огромной высоте идет!

– Ждите, над льдиной развернется парашют.

– Парашют? – люди тревожно переглядывались. – Неужели взрыв? Уцелеют ли люди на дне?

Из капитанской каюты вышли Волков, Терехов, академик Овесян и Ходов.

Самолет на большой высоте прошел над ледоколом. Люди молча провожали его взглядом.

Дядя Саша медленно опускался в воду. Все более темной становилась над его головой зеленоватая поверхность с бегущими по ней тенями.

Он думал о людях в кессоне. Там были и те, кого он знал детьми. Когда-то он мечтал об их будущем, старался вообразить, какими они станут.

Сейчас он представил себе кессон, пустую рабочую камеру, на дне которой брошен инструмент и электрические лопаты. Люди, собравшись в воздушном шлюзе, смотрят в зеленоватую темноту через широкие окна, прислушиваются к звукам. Но на дне моря – гнетущая тишина. Шум корабельных винтов уже не доносится сюда.

Люди понуро сидят у стен. Кое-кто прилег, делая вид, что спит; некоторые ходят взад и вперед, словно запертые в клетке. Денис наверняка уговаривает кого-нибудь сыграть с ним в шахматы. Шахмат нет, и он мастерит их из кусочков бумаги, на которых рисует незатейливые фигуры. Едва ли кто станет с ним играть. Люди безучастно следят за Денисом. Алексей, конечно, заперся в рубке связи, понимая свою ответственность за случившееся.

Дядя Саша не имел семьи. Была у него в юности большая любовь, да неудачно все получилось. После этого он прямо с фронта и в Арктику уехал. Оказался однолюбом. И все нерастраченные чувства достались Феде, а потом Алеше и его друзьям. И эта любовь тоже была на всю жизнь.