Только под утро возвращается Ковалюк в свой интернат. Гулко разносятся шаги по булыжнику безлюдной Немиги. Холодный ветер разогнал облака, на небе вспыхивают и гаснут звезды. Под мостовой, под улицей, течет загнанная в цементную трубу Немига. Древний поэт, вспоминавший Немигу, рассказывал о войне на ее берегах. Сколько с того времени было других войн, сколько разрушался, горел в пожарах и вставал из пепла Менеск — Минск?..

На фронте Ковалюк думал, что война, в которой он участвовал, — последняя. С тех . пор прошел только год, а газеты пишут о новой войне — атомной. Человек создал могучую технику, а сам, выходит, перед ней как беспомощная песчинка?.. Темные силы в мире еще не перевелись.

До зимней сессии нужно сдать экзамен по психологии — однокурсники давно сдали. Учебник по психологии объемистый — страниц на пятьсот, и больше месяца Ковалюк осваивает его, используя промежутки времени между завтраком, обедом в столовой и занятиями.

Чтение учебника продолжается и тогда, когда поздним вечером собирается наконец население комнаты. Урчит, ноет в животе, хочется есть. Но еды нет. Кусок, оставшийся от вчерашней, купленной по коммерческой цене буханки, съеден Ковалюком сразу после занятий. Две кружки подслащенного кипятка голод не утоляют.

Чтобы заглушить голод, Ковалюк часто курит. Чувство голода на время исчезает, но затем вспыхивает с новой силой.

В учебнике, выпущенном московским издательством, раздел о темпераменте написала преподаватель Берест. Она работает в университете, некрасивая, мужеподобная женщина с тонкими поджатыми губами. На этот раздел Ковалюк налегает особенно, предполагая, что преподавательница может как раз о темпераменте и спросить.

По темпераменту люди делятся на четыре категории: сангвиники, холерики, меланхолики и флегматики. К какой же категории относится он, Ковалюк? Скорей всего, к холерикам. Хотя есть в нем, если подумать, что-то и от сангвиника и даже от меланхолика.

Психология — наука, выявляющая, по сути, все то, что обычно называют душой: ощущения, восприятия, чувства, способность мыслить, понимать свое место в огромном мире. Но сто раз вспомнишь слова Карла Маркса о том, что, для того чтобы заниматься наукой, искусством, прежде всего необходимо есть, пить, одеваться. В справедливости этих слов Ковалюк убедился на собственном опыте. Самая интересная наука не идет в голову, когда хочется есть.

— Хлеба и войны! — лежа на узкой железной кровати, выкрикивает Ковалюк.

Эти нелепые слова он выкрикивает уже несколько вечеров. Смысл их в том, что в суровые дни войны он, Ковалюк, был сыт, накормлен, а теперь, когда наступил мир, лязгает от голода зубами. Впрочем, и шуткой нужно с голодом бороться — не одним куреньем.

Математичка Зина Перепелкина каждый вечер приходит к Николаю Бухмачу. Он обычно лежит на постели, читает книгу. Зина примащивается с краешку, вслушивается в разговоры, незаметно поглаживает Николая по светлым, как солома, волосам.

Комната полуподвальная. Окна занавешены, но все равно видны ноги прохожих. Забывшись, Ковалюк иной раз по нескольку минут кряду следит за этими мелькающими в окне ногами. Хорошие сапоги, опрятные женские туфельки — редкость... Чаще всего люди обуты в бахилы, самодельные бурки, чуни и даже в лапти. Вот какой народ ходит по Немиге. Да и не по одной только Немиге.

Наступил наконец день сдачи экзамена по психологии. Учебник Ковалюк выучил, но страх в душе сидит. После случая с Марией Андриановной, которая прочила его сразу на второй курс, а на экзамене чуть не завалила, Ковалюк вообще побаивается немолодых одиноких преподавательниц. Берест тоже одинокая. Взор суровый, причесывается как попало, пепельно-серые космы свисают на лоб, на уши. Плохо женщинам в эпохи революций и мировых войн: мужчин убивают, а они на всю жизнь остаются вдовами.

Опасения Ковалюка оказались напрасными. Взяв направление деканата, Берест завела его в библиотеку, усадила в тихом уголке за столик среди огромных, до потолка заставленных книгами стеллажей.

— Расскажите о темпераменте. Можете подумать. — Она взглянула на часы. — Тридцати минут хватит?

Сама села за тот же столик, углубилась в какую-то книгу. Ковалюк сразу воспрянул духом: он ждал этого вопроса от преподавательницы, но не подумал, что она одним им и ограничится.

Для приличия несколько минут выждав, Ковалюк попросил разрешения отвечать. Преподавательница насторожилась, но, по мере того как Ковалюк, глядя в темный проем между стеллажами, говорил, ее суровое лицо становилось добрее.

Чтобы избавиться от впечатления, что студент просто вызубрил написанный ею раздел, Берест стала задавать ему вопросы по всему курсу, и он, окрыленный первым успехом, отвечал толково и немногословно. Полтора месяца, проведенные один на один с учебником, не пропали даром.

Берест, не интересуясь предыдущими оценками, поставила Ковалюку пятерку сначала в направлении, а потом уже в зачетную книжку. Пятерка, полученная Ковалюком у Берест, сразу придала ему вес в глазах жильцов комнаты. Про суровую, неприступную Берест по университету ходят легенды: экзамен по своему предмету принимает с третьего, в лучшем случае со второго захода, выше тройки мало кому ставит. А Ковалюк пятерку с первой встречи отхватил. Даже недоверчивый Федя Прокопчик, который, сдается, вообще невысоко ставит бывшего заочника, поселившегося в их комнате, смотрит на него ласковей.