— Есть, сэр! Смирно! — громко скомандовал Уорден.

— Продолжайте, — сказал Холмс. Он надел шляпу и ушел.

Через минуту за окном послышался его голос:

— Сержант Уорден!

— Да, сэр, — отозвался Уорден, подскакивая к окну.

— В чем дело? Здесь необходимо навести порядок. Взгляните-ка сюда. А вон там, у мусорного ящика? Это что, казармы или хлев? Я требую все убрать. Немедленно!

— Есть, сэр! — громко отозвался Уорден. — Маггио!

Под окном выросла похожая на гнома фигура Маггио в нижней рубахе.

— Да, сэр.

— Маггио, — сказал капитан Холмс, — где, черт возьми, твоя гимнастерка? Немедленно надень ее. Здесь не пляж.

— Есть, сэр, — сказал Маггио, — сейчас надену.

— Маггио! — крикнул Уорден. — Найди остальных дежурных по кухне — и немедленно все убрать! Слышал, что сказал командир роты?

— О’кей, сержант, будет сделано, — ответил Маггио.

Облокотившись о подоконник, Уорден видел, как широкая спина Холмса проплыла мимо солдат четвертой роты, вытянувшихся по стойке «смирно» по команде дежурного сержанта.

— Продолжайте, — бросил на ходу Холмс.

Солдаты в синей форме вернулись к прерванным занятиям.

— Черт бы побрал этого кавалериста, — пробормотал Уорден. Он не спеша подошел к столу и ударил кулаком по своей твердой с плоским верхом форменной шляпе, которая висела на стене. — Разрази меня гром, чтобы я когда-нибудь согнул свою шляпу, как он.

Холмс поднимался по лестнице в штаб полка, в кабинет полковника Делберта. У Уордена была своя теория относительно офицеров: будь он хоть сам Христос, но раз он офицер, то наверняка сукин сын. И ты полностью в их власти. И ничего не можешь сделать. Вот почему они такие.

Уорден почувствовал, с какой силой взыграло в нем мужское начало. Он отошел от окна и снова сел за стол.

Прю стоял у стола и ждал Уордена. Он чувствовал себя очень уставшим и все еще старался подавить свой страх, вызванный несогласием с волей начальства. Воротник его гимнастерки смялся, а спина насквозь пропиталась потом. «Еще немного, и со всем этим будет кончено, — подумал он. — Тогда сможешь отдохнуть».

Уорден взял со стола какую-то бумагу и стал читать с таким видом, будто был один в комнате. Когда он в конце концов поднял голову, на его лице было удивленно и даже негодование, — казалось, он не мог понять, как этот человек попал сюда без вызова.

— Ну? — сказал Мнлт Уорден. — Какого черта вам здесь нужно?

Прю, ничуть не смущаясь и ничего не отвечая, спокойно взглянул на него. Какое-то время оба молчали, изучая друг друга, как два шахматиста оценивают друг друга перед началом игры. На их лицах нельзя было прочесть открытой неприязни, на них выражалась какая-то скрытая холодная враждебность. Эти два человека чем-то напоминали философов, которые исходили из одной и той же посылки, но под давлением неопровержимых аргументов пришли к диаметрально противоположным выводам. И все-таки эти выводы были как братья-близнецы, из одной плоти и крови.

Уорден нарушил молчание.

— Ты, кажется, ничуть не изменился, Прюитт, — саркастически произнес он. — Так ничему и не научился. Как сказал один большой остряк, дураки всегда рвутся туда, где даже ангелы боятся появляться. Ты ведь в петлю полезешь за другого, если предоставить тебе такую возможность.

— Ты хочешь сказать, что можешь мне ее предоставить? — спросил Прю.

— Нет. Конечно нет. Мне ты правишься.

— И ты мне, — сказал Прю. — Ты тоже ничуть но изменился.

— И ведь ты сам полез в петлю! — Уорден печально покачал головой. — Именно это ты только что сделал, отказавшись войти в боксерскую команду, понимаешь?

— Мне казалось, ты не любишь спортсменов, — сказал Прю.

— Да, не люблю, — ответил Уорден. — А тебе никогда не приходило в голову, что я сам в каком-то смысле нестроевик? У меня ведь нет строевых обязанностей.

— Как раз об этом я и подумал, — сказал Прю. — И не могу понять, почему ты так ненавидишь нас, парней из команды горнистов.

— Потому, — усмехнулся Уорден, — что нестроевики и спортсмены просто увиливают от строевой службы, ищут легкой жизни.

— И превращают службу для такого, как ты, в кромешный ад?

— Я никому зла не желаю, — ответил Уорден. — Но ведь и я не виноват, что мне везет и что умею устроить все, как самому хочется.

— Не могут же все быть такими, — заметил Прю.

— Это верно, — согласился Уорден. — Не могут. Сколько ты уже в армии? Пять лет? Пять с половиной? А ведешь себя как зеленый новобранец. Пора тебе приспособиться. Нет у тебя ловкости. А без нее нельзя.

— Пожалуй, лучше я буду без нее.

Уорден, обдумывая ответ, не спеша зажег сигарету.

— Когда ты был горнистом, тебе жилось неплохо, — сказал он. — Но ты отказался от хорошей жизни, потому что Хаустон оскорбил твои чувства. А теперь отказываешь Холмсу, когда он предлагает включить тебя в свою боксерскую команду, — проговорил Уорден сквозь зубы. — Принял бы ты его предложение, Прюитт. Ведь строевая служба в моей роте вряд ли придется тебе но вкусу.