Через двое суток после прихода московского каравана, глазастый караульный снова углядел четыре суденышка, подымавшиеся по Яику к Петрограду. По виду это были небольшие речные ушкуи, и как пояснил караульный, сам родом из Великого Новгорода, поднявшемуся на башню Черному, все ушкуи были новгородской постройки, хотя и не новые, но еще довольно крепкие и ходкие. Тут и гадать не надо, кто идет. Новгородские знакомцы. Но они вроде передали серебро, хотя осталась еще европейская выручка за проданный товар, вот её и могли везти. А пока выслать лодочку на встречу и принять караван на правом берегу Сакмары, благо и там построили пару мостков-пристаней. И самому переодеться и на правый берег, встретить и побеседовать с гостями.

Часа через полтора-два Мечеслав уже беседовал на правом берегу Сакмары с Юрьевым Василием, который и поведал, что в Амстердаме они с Павлом Тимофеевым удачно рассторговались привезенными товарам, заодно сбыли и большую часть судов, оставив для себя только пару кораблей. Да вернутся до зимних штормов не успели и остались в Амстердаме до весны. А пока жили сумели познакомиться с голландскими купцами да прикупили в городе в складчину домик недалеко от порта. По весне вернулись с товаром и серебром в Новгород, а там мор. Благо их семьи во время из города в загородные усадьбы перебрались, и Слава Богу не пострадали от 'черной смерти'. Но болезнь, поутихшая по зиме, с приходом весны опять стала свирепствовать. Вот и пришлось купцам загружать оба судна хранившимися на семейных складах товарами и уходить опять в Европу. Караван повел Тимофеев, а сам Василий на лично ему принадлежащем ушкуе повез причитающуюся 'витязям' серебряную казну и заказанные товары. Второй ушкуй принадлежащий семье Тимофеевых был загружен брусками олова. На остальных двух наемных ушкуях пришли переселенцы из Новгорода. Не было бы 'витязям' счастье, да несчастье новгородев помогло. Продолжающая уже второй год чума вынудила сильно пострадавшие от мора артели корабелов и каменщиков решиться на переселение в чужедальние края. Люди решили больше не испытывать судьбу, ведь эта зараза была частой 'гостьей' в этом великом торговом городе, постоянно приходя в него из грязной, вшиво-блохастой Европы. Вид умирающих от чумы близких и знакомых людей очень способствовал принятию решения на переселения. Вот и добрался караван из охваченных эпидемией земель на край земли Русской, к счастью и божьим произволением без потерь и происшествий. Мечеслав молча, внимательно выслушал Юрьева, пообещал принять всех желающих переселится в новые земли и даже выдать им подъемные продуктами и товарами. Но предложил купцу и пришедших с ним людям в течении двух седмиц пожить на этом берегу в карантине и ни как не контактировать с местными жителями. Продукты и дрова клуб прибывшим предоставить, а так же в течении сегодняшнего дня построить на этом берегу пару бань. Так, что уже послезавтра можно будем начинать мыться. По окончанию карантина они еще раз встретятся и обсудят совместные дела и планы по дальнейшему сотрудничеству.

На утро прибывшие ранее караваны ушли вверх по Уралу к городу-крепости Орск, попаданцы решили не заморачиваться с названиями, и называли поселения основанные ими, в основном их названиями которые они имели в их мире или времени. Хотя прибывшие на этих корабликах люди и не прошли весь карантин, но они не одну неделю шли на Урал, постояли в карантине у Питера, да и вверх им идти не один день, так что время карантина они выдержать, не на земле, так на воде, еще более жесткого в плане общения с другими людьми. На караванах в Орск уходили большая часть переселенцев и грузов прибывших на этих судах в Петроград. И все равно людей было мало, их не хватало и не хватало катастрофически. Нужно было строить сразу много и быстро, при этом сразу переходя на выпуск продукции на промышленных объектах. И везде были нужны работники и нужны были здесь и сейчас, а то уже и 'вчера'. Привлечение добровольных переселенцев из Московского царство пока слабо помогало, та тоненькая струйка московского люда решившего покинуть старые, отцами и дедами обжитые места и переселится на опасные украины московской земли ни как не обеспечивали потребности попаданцев в работниках и воинах. А подневольных пока в округе взять было не где. Вот и вынужденны были 'витязи' откомандировать двоих добровольцев в сопровождении полусотни бойцов в Прибалтику за полоном и в Киев и Приднепровье за переселенцами и партией волов, уж очень эти медлительные, но сильные и выносливые 'работники' пришлись ко двору осевших на целинных землях Приуралья землепашцам. К орденцам вызвался идти во главе полсотни наемных псковитян Монахов. На месте планировалось набрать для набега еще сотню-две бойцов. 'Витязям' нужны были только люди, что поделаешь такое время и им пришлось осваивать, хотя и невольно, не очень то привлекательную для выходцев из 21 века 'профессию' людоловов. Вся остальная добыча оставлялась привлеченным бойцам. Правда если попалось бы очень ценное имущество или деньги, то их так же планировалось забирать себе, оставив остальную добычу в счет оплаты за поход сторонним воинам. Даже угроза заражения чумой не останавливала попаданцев, уж очень люди были нужны. Для подстраховки Монахову передали небольшое количество антибиотиков, из имевшегося в распоряжени и реконструкторов их ограниченного запаса. Пирогов проводил обучение со всеми идущими в поход воинами, особенно упирая на признаки заражения чумой, как при самодиагностике, так и у посторонних лиц. Принял зачет по применению антибиотиков у Монахова, снабдил его инструкцией по правилам применения препаратов и отправил двух своих учеников из местных, приставших к попадацам двух пятнадцатилетнего и шестнадцатилетнего пацанов братьев-погодков из вымершей псковской деревеньки, уже отлично могущих ставить все виды уколов, знающих на зубок признаки чумного заражения и могущих на уровне профессионального медбрата оказать помощь раненным. Снабдив их одним из имевшихся в его распоряжении шприцем с иглами и стерилизатором. На Украину вызвался идти Подопригора. Официально московский боярин с полусотней боевых холопов шел для закупки волов. Задача по привлечению для переселения работников как селян, так и ремесленников ему была поставлена так сказать не официально. Не стоило так уж явно 'светит' перед властями Великого Княжества Литовского намерения пришлых увести из под их власти подданных Великого Князя. Действовать надлежало не явно, лучше всего чужими руками и языками. Единственно, что можно было сделать официально, кроме покупки волов, это привлечь на службу запорожских казаков. Для охраны каравана с животными в пути. Но пока обе экспедиции остались на месте, воины срочно временно понадобились для другого дела.

Не забыл Черный и своё обещание принять на службу обе ватаги пришедшие к ним из Самар. Корабельщики ушли с караванов в Орск, а сотня охраны осталась в Петрограде. В день ухода объеденного каравана, к вечеру, Мечеслав встретился с Хлыновичем и дюжиной его десятников. Обговорили условия службы, оплаты, долю в добыче. Все это сотник и десятники от своего имени, и имении своих воинов приняли, все было таким же, как и у наемных псковитян. В обязанности вновь принятых на службу воинов входила охрана границ анклава. По соглашению уже через неделю опытные в степи воины, разбившись на двенадцать десятков, усиливали прикрытие южной и юго-западной границы.

За заботами по сбору и подготовки экспедиций на Украину, в Прибалтика, в Курковку и в Холмогоры быстро и не заметно прошли дни. И в один день в середине июня из степи вернулась дальняя разведка 'живых' во главе с Беркутов, который и принес в 'клюве' сведения о местонахождении становишь проштрафившихся ногайским семей и путях подхода к ним. Ну что ж, поход решен, значить карательном походу быть.

Приуральская степь - Петроград-Орск. Июнь- сентябрь по новому стилю 1553 года РХ.

И потянулась открытая степь, поросшая высокой травой, насколько хватало глаз. Мощной волной благоухали травы, вязкий аромат которых, смешанный из сотен запахов, висел над степью, словно тяжелое покрывало. Слабый ветерок не столько разгонял эти ароматы, сколько перемешивал, рождая все новые и новые сочетания, словно заправский парфюмер. Вот из под копыт коня порхнула малая птаха и стремглав, над самыми верхушками трав понеслась в сторону от этих больших и страшных созданий, людей с их конями. А вот вдали взлетела какая-то более крупная птица и набирая высоту, то же устремилась подальше от проходящего отряда. Слева на склоне холма зашевелился, против ветра, колышущийся травяной ковер, на каменистой проплешине мелькнули одно, за другим два серых поджарых тела, это волчья семья уступает дорогу человекам, уходя в сторону от смертельно опасного противника. Более трех сотен кованной, полсотни леткой конницы при поддержки двух шести орудийных батарей конной артиллерии 'витязей' и в сопровождение 'Тигра' - 'Сокола' на конной тяги, скоро шли по степи в карательный рейд против напавших на их земли ногайских семей. Сотни вели два десятка проводников из степных союзников 'витязей', из башкирской семьи, прозываемой русскими пришельцами 'живые', под командой двоюродного племянника погибшего вождя, Беркута. Проводники хорошо знали путь, не зря они почти месяц крутились, мотались по степи, разыскивая обидчиков своих союзников, устанавливая места нахождения их становишь, табунов с отарами и стадами, наличия людей, в том числе и сколько воинов осталось у семьи. Ранее эти семьи были сильные, каждая могла выставить в поход более трех сотен воинов. Вот и решили главы семей пограбить жирных и ленивых 'земляных червяков', которых то ли Аллах, то ли Тэнги пригнали в их края. Но кто же из семейных глав знал или мог предположить, что пойдя за шестью, сами вернутся стриженными. Из ушедших в набег, только в одну семью вернулись два десятка воинов, приведших полон и кое какую добычу. Больше из похода не вернулся ни один воин, все пропали и видимо на всегда. Сперва кочевья насторожились, ощетинились воинскими разъездами во все стороны, но прошло уже две луны, а враг в ответ за набег не появился в степи. Видимо не решился идти против степных богатуров. Да и держать большие массы животных в окрестностях становишь долгое время нельзя, вся трава за две луны была выбита до самых корешков и волей не волей пришлось отгонять живность на дальние пастбища и снимать мужчин-воинов с разъездов, опять превращая их в мирных пастухов и то работников не хватало, пришлось выгнать на пастбище рабов под присмотром подростков. Но за все надо в жизни платить, а за ошибки вождей расплачиваются не только они но и весь их народ, племен, род, семья. Пройдя мимо отар, отрядив к месту каждого выпаса животных по два-три десятка всадников с проводников, основные силы карателей скрытно к концу дня подошли к первому становишу, воины которого понесли наибольшие потери в весеннем набеге.

Глубокая ночь. Кругом бескрайняя степь, редкие кустики, пожухлая, вытоптанная трава и ни одного огонька до самого горизонта. Только впереди в неприметной балочке, по дну которой змеиться не глубокий ручеёк, мерцают огни десяти-двенадцати костров, между которыми передвигаются фигуры женщин, мужнин, детей и подростков. А так же над головой, в прозрачном безоблачном ночном небе, светятся неисчислимые звездные россыпи. Бесконечная светящаяся бездна. В глубине черного пространства сверкали необычайно яркие миллионы небесных светлячков. Откуда-то сбоку лилось голубоватое сияние, в котором тонули и блекли огни далеких миров. Это светились отраженным, рассеянным солнечным светом верхние слои земной атмосферы. Почти полная луна вместе с россыпью звезд ярко освещая затихшую степь. Всё ночь находники скрывались в окрестностях кочевья. Под утро, когда ярко светившие всё ночь звезды подернулись дымкой и даже луна уменьшила свою яркость, а сидевшие у четырех костров, горящих по углам становиша, караульные перестали клевать носам, а тихо заснули, к юртам кочевья скользнули с десяток размытых, лохматых теней. Мелькнув перед окулярами ноктовизора Мечеслава один или два раза, бесплотные тени исчезли совсем. Зато минут через десять в ночной тишине раздались тихие, на грани слышимости щелчки и глухие удары, звуки которых полковник и не услышал бы, если бы не ждал бы именно эти звуки. После глухих ударов сидевшие у костров караульные практически одномоментно покачнулись и завалились около костров. К ним, к каждому костру, в освещенный круг метнулась лохматая тень и быстро наклонившись перед каждым телом взмахнула верхней конечностью, после чего бросилась дальше к юртам и повозкам становиша. В 'горошинке' наушника рации Черного раздались три коротких и один длинный тон-вызовы. Все можно остальным вступать в дело, бойцы Полухина своё дело сделали, по-тихому расчистив путь основным силам. Махнув рукой, смотрящим на него всадникам, полковник направился к коноводу, удерживающего его лошадь, а мимо него на рысях проходили десяток за десятков две сотни всадников, втягивающихся в лощину занятую юртами и повозками степняков. Как такового боя не было. Хотя нападавшие и явно пытались взять как можно больше полона, но если хозяин или кто из обитателей юрты пытался оказать вооруженное сопротивление, то эти попытки пресекались скоро и безжалостно, остро отточенной полоской стали по голове или двадцать сантиметров этой же стали в туловище защитника кочевья. За каких-то час-полтора все становише было захвачено, найденные живые обитатели раздеты догола, связаны и снесены в центр кочевья. Потом до рассвета упаковка добычи, прочесывание балочки и её окрестностей. Проверка результатов прочесывания через тепловизор с помощью поднятой в небо 'птички' 'Сокола'. Нашли только троих одиночек, десяти-одиннадцатилетних пацанов, сумевших ускользнуть из разгромленного кочевья и спрятаться от прочесывающих окрестности врагов. Но не сумевших прятать свое горячее тело от всевидящего ока дрона. Согнав до кучи и спрятавшихся беглецов, дождались рассвета и при свете взошедшего солнца произвели осмотр захваченного полона и раздетые трупы ногаев. К счастью ни каких признаков чумы или какой иной заразы у кочевников не обнаружили, только не мытые, дурно пахнущие тела, но это по большому счету и не так заразно. Лечение этой болезни попаданцы знают и уже опробовали на ливонских пленниках. Весь день сворачивали кочевье, припахав для этого дела и захваченных женщин, для подстраховки не вернув им одежду, голышом далеко в степи не убежищ. В этом же не привычном для находников деле им оказывали помощь и бывшие в кочевье рабы, особенно старались бывшие рабы из русских земель. Их так же поголовно осмотрели на предмет выявления заразных болезней, ни чего смертельно не нашли, а лишаи можно и позже вылечить. В течение дня стали подтягиваться воины с проводниками, ушедшие на захват стад разгромленной семьи. Все прошло по плану, штатно. Стада охраняемые одним-двумя десятками воинов при помощи оказавшихся со стадами рабов медленно пошли в сторону русского анклава. Вечером кормежка, туалет для пленных, выдали пищу освобожденным рабам, перекусили сами, потом ночевка. С утра кочевье тронулось в путь к Петрограду, в сопровождении полусотни русских всадников, которым дана инструкция, остановить на правом берегу Сакмары и обеспечить охрану пленных и имущества, вместе с санитарным карантином. С собой они увозили и трупы погибших при обороне кочевья ногаев, для сокрытия причины исчезновения семьи. На месте стоянки так же провели маскирующие битву работы, а остальное скроет степная живность и ветер, солнце и возможно вода.

Для основных сил бросок ко второму кочевью. Вышли к становишу утром, остановившись на ночевку километрах в десяти от стоянки ногаев. С раннего утра, запустили 'птичку', с её помощь осмотрели само кочевье и местность около него. В нем неожиданно оказалось много воинов, с раннего утра они расхаживали между юртами, собирались в кучки, что-то обсуждали. Другие чистили или седлали коней, часть коней уже было под седлами и мирно стояли у передвижных коновязей на окраинах стоянки. Само становише расположилось между двух холмов, находящихся на северной и южной сторонах, около вырытого неведома когда и кем степного колодца. Северный холм продолжался на восток не высокой но длинной, более километра горбиной. Вот эту особенность местности и нахождения основной воинской силы противника в этом месте и решили использовать 'витязи', попытавшись заманить вражеских воинов в артиллерийскую засаду. Решение принято, его нужно исполнять. Благо сами они располагались на северо-востоке, по отношению к кочевью. Под прикрытием всевидящего ока дрона на обратный, по отношению к стоянке кочевников, склон горбины выдвинулись обе батареи с прикрытием в полсотни воинов, расположившись в одну линию. Одна сотня ушла в обход, что-бы ударить на становише с тыла, полусотня с 'витязями' осталась в резерве, а две полусотни расположились с фронта. Одна кованной конницы встала в засаду за горбиной, а вторая легкой конницы, поздним утром и понеслась в открытую атаку на кочевье, вдоль горбины. Как и предполагали 'витязи', кочевники заметили атакующих издали, да и трудно не заметить орущую, визжащую, завывающую, поднимающую пыль до небес конную полусотню. Считать ногаи умели и как видимо быстро, ибо не успела полусотня выпустить по одной стреле и только завернули коней в 'карусель', как пришлось улепетывать от вырвавшихся галопом из становиша отряда степняков не менее чем в полторы сотни сабель. На дистанции в километр выносливости и скорости коней русских всадников хватило, тем более, что последние и не берегли их силы, для того что-бы уходить от ногаев компактной группой, прикрывая свои спины заброшенными на них щитами. Потери тоже были приемлемы, менее десятка легко пораненных стрелами, видимо противник берег коней преследуемых, не хотели портить свою добычу. А преследователи растянулись в глубину не менее чем на полсотни метров. Не все сразу бросились на встречу напавшим, кто заканчивал седлать коня, кто подтягивал подпруги, кто оканчивал одевания доспеха. Камера БПЛА бесстрастно фиксировала разворачивающую картину преследования и когда передовые степные всадники достигли установленной границы, полковник передал по радио команду о выдвижении на огневую орудий и открытия огня по готовности. Расчеты при помощи пары воинов из прикрытия практически на руках внесли свои шестисот килограммовые 'единороги' на вершину горбину, за секунду преодолев разделяющие их и вершину метр-полтора. И через десять-двадцать секунд загрохотали орудийные выстрелы. После выстрела, три- две с половиной минуты на перезарядку и опять 'единорог' готов выплюнуть во врага заряд картечи. Но второго залпа не понадобилось. Выпущенная сверху вниз картечь на ста - ста пятидесяти метрах просто смела все живое, что оказалось на её пути. Пологие склоны с обеих сторон горбины и её не большая высота не выше десяти метров, позволили артиллеристам спустить с вершины горбины орудия, передки, зарядные ящики и конские упряжки на сторону обращенную к стоянке кочевников. И в сопровождении полутора сотен всадников направились не сильно спеша к становишу, давая время для оставшихся в кочевье воинам вооружится и собраться на восточной стороне их стоянки для отражения врага. И ногаи опять не подвели попадацев. Остатки находящихся в кочевье мужчин и подростков, могущих держать в руках лук или копье, в количестве не более сотни человек, собрались на восточной окраине стоянки, сбившись в плотную толпу, изображающую строй, ощетинившийся иглами копий, наподобие дикобраза. Вот по этому состоящему из людей 'дикобразу', по стоящими за их спинами лучниками и по лучникам прятавшимися за перевернутыми телегами, закрывающих большую часть проезда в кочевье и дали с сотни метров залп картечью 'единороги', а через минуту - две добавили второй залп ядрами по устоявшим под картечью повозкам и уцелевшим и прячущимся за ними лучниками. После этого залпа в атаку пошла сотня кованной конницы, а с тыла в кочевье ворвалась вторая сотня кованных всадников, Обе сотни буквально через три-четыре минуты соединились в черте становиша, в легкую, играючи подавив остатки разрозненного сопротивления степняков. После чего бой закончился и началась традиционная зачистка жилищ и лагеря противника со сгоном, раздеванием и вязанием всех оставшихся в живых врагов.