— Насчет последнего затрудняюсь, а вот по поводу первого просто уверен — если есть факты, то смело их используйте. Иначе для чего еще они нужны?

— Да вы прямо как Людовик четырнадцатый. Браво. Но я все же сомневаюсь. Вот например. Напиши я про то, что самолет рухнул на жилые кварталы, да еще непросто какой-нибудь легкий самолетик, а здоровенный транспортник, мне будут пенять, что я сгущаю краски и нагнетаю жути. А между тем такой случай и правда был. Помните, как «Антей» упал на Иркутск? Пострадал детский дом и несколько жилых зданий. Жутко, правда? Или вот последний случай с угоном украинского ИЛа. Одних трупов полтора десятка. Вы следите за этой историей?

Пашкову едва дурно не стало.

Откуда этот вопрос? Почему она его спросила про тот самолет? Прощупывает? Или это целенаправленный вопрос? Провокация? Или случайность? Ну какая случайность! Таких случайностей не бывает. Он вдруг вспомнил, что в каком-то давнем интервью Улейкина, выступающая, естественно, под своим литературным псевдонимом, сказала, что многие из своих материалов она берет в милиции, с которой у нее тесные взаимоотношения и, если он правильно помнит, даже дружба. Сотрудничество! Она именно так тогда и сказала: сотрудничество. Это предполагает двухстороннюю, обоюдную связь и взаимные обязательства. Они ей свою информацию, она им — свою. Или выполняет отдельные поручения. Пусть они даже выглядят как просьбы. Вот и попросили ее. А она задала тот самый нужный вопрос и теперь смотрит на его реакцию. Идиот! Надо отвечать быстрее! Что ответить? Не слежу? Глупо. Вся страна в курсе, а один Пашков белая ворона. Слежу? Она и дальше будет задавать свои вопросы. Отшутиться? Свернуть разговор в сторону? Ну как же лихо она его подловила! Вино, интимная обстановка. Молодец. Прямо сыщик, а не писательница.

— Вообще, в телевизионном изложении почти любая история такого рода выглядит пугающей, — наконец сказал он. И продолжил развивать мысль, что позволяло если не совсем уйти от темы, то, по крайней мере, сделать себе передышку, во время которой можно собраться с мыслями: — Даже за банальным ограблением квартиры видится чуть ли не рука мафии. Ракурс, напряженный голос диктора, часто мелькающие кадры и страшные картинки, сменяющие одна другую.

— Вы считаете, что там все придумано? Как-то не похоже. Вам не кажется?

— Во-первых, конечно придумано. Ведь кто-то же это придумал. Спланировал. А во-вторых… Даже не знаю, что сказать.

Он достал сигарету и вопросительно посмотрел на собеседницу. Та кивнула.

— Курите. Я привыкла к сигаретному дыму.

Это где же она привыкла-то? В милиции, что ли? Когда ее инструктируют, кому и какие нужно задать вопросы. Или это ее муж курит? А где она раньше работала? Что-то такое было в ее интервью… Какой-то НИИ, кажется. Что-то безобидное… Завод? Не торговля — это точно. Что-то такое промелькнуло… Общественная работа. Комсомол? Профсоюз? Партия! Точно! Она работала в партии. Чуть ли не в райкоме. Вот откуда у нее связи с милицией! И скорее всего, не только. Он вспомнил, что удивлялся некоторым материалам, которые она использовала в своих книгах. И даже завидовал. В открытой печати этого не найти. Разве что намеки. Какие-то отголоски и догадки вроде пресловутого золота партии, которое, как только сейчас выясняется, было вовсе не золотом, а долларами, фунтами стерлингов, франками, зданиями, дорого стоящей информацией, долями в фирмах и банках.

— Слишком уж все это фантастично, — произнес он, выдувая в сторону струю табачного дыма. — Все убитые чеченцы. Все разговоры о том, что это бандитские разборки, выглядят не очень убедительно. Кто такие, в конце концов, бандиты? По большей части недоучки с завышенными амбициями плюс гипертрофированная страсть к наживе. При этом у них, насколько я могу себе представить этот тип людей, отсутствует или очень занижена ценность чужой жизни, а также боли и, вообще, посторонних страданий. По большей части отсутствие воображения. Для эффективного контакта с окружающим миром они полагают достаточным наличие крепких мускулов и оружия — чем мощнее, тем лучше.

— Однако кое-каких результатов они все же достигают, согласитесь. Да и потом во главе шайки примитивных и даже сверхжестоких и ограниченных разбойников вполне может стоять человек разумный. С развитым воображением, со знаниями и так далее. Большинство мафий мира построено по этому принципу.

— Плюс родственные связи, omerta, братание на крови и все в этом роде, — усмехнулся Пашков, наливая вино в стаканы.

— Ну, для тех ограниченных типов, которых вы только что так живо описали, элемент романтики и, скажем так, загадки, некого таинства, просто необходим. Многие, если не все религиозные секты набирают своих членов именно по этому принципу.

Пашков кивнул и поднял стакан, до половины наполненный вином, которое слабо искрилось, попав в луч света холодного зимнего солнца.

— Хочу выпить за вас. Как гость и в знак благодарности. Мне, поверьте, нечасто приходится разговаривать с умной женщиной.

— Когда женщине говорят про ее ум, почти всегда подразумевается, что это ее единственное достоинство.

— Не знаю. Может быть. Никогда не был женщиной, — сказал Пашков и простодушно улыбнулся, скрадывая возможный грубоватый намек на то, что Улейкина и в самом деле не была красавицей. Для женщины это должно было звучать как оскорбление. — Но мне с вами и правда интересно разговаривать.

— Ну что ж… Спасибо. Будем здоровы.

Пашков чуть было не ляпнул: «И плодовиты», подразумевая под этим их писательские труды, но вовремя сдержался. Улейкина, насколько он помнил, была бездетна. По принципиальным соображениям или в силу некоторых физических недостатков — он не знал. Но вряд ли такой намек мог понравиться его собеседнице.

— Отличное вино, — похвалил он. — Давно такого не пил.

— Я скажу вам, где его можно купить, не опасаясь нарваться на подделку.

— Вот времена! Раньше гонялись за любым товаром, вплоть до банальной водки, и не опасались нарваться на подделку, а сейчас с трудом находим качественный товар. Связи — великое дело.