Сергей сдержанно молчал, зато Борис кипятился:

— Это почему же?

— Да по-то-му, — отодвигая тарелку, раздельно и четко произнес Андреевский, — что вы слишком примитивны со своим понятием о командирской чести. И вы еще убедитесь в этом неоднократно.

Поднявшись, он манерно откланялся и, не торопясь, двинулся к выходу.

Борис возмущенно фыркнул:

— Не обращай на него внимания, Сережа.

— А что, Боря, если он в чем-то прав? Наверное, я не очень солидно выглядел. Но, честно говоря, в тот момент не видел иного выхода, и мне показалось, что все было правильно.

— Да в чем ты себя обвиняешь, не понимаю? — даже рассердился Борис.

— Не все я продумал, как следует. Поддался порыву, стихи зачем-то читать начал, — он вздохнул. — Ты, конечно, прав, что не только себя я защищал. Но вот именно поэтому и должен был быть убедительнее и сдержаннее. Как теперь сложатся у меня отношения с Багелевым и с экипажем в целом — не знаю.

— Не волнуйся, Серега, — Борис похлопал его по руке. — Я видел реакцию зала. Она была в твою пользу. А что Багелев? Куда ему деваться? Ты — командир. Пусть он и думает, как ему с тобой отношения налаживать.

…Боцман встретил Стрелкова, как обычно, вроде и не было вчерашнего собрания. От его деловитости и спокойствия на душе у Сергея посветлело.

Багелев старался изо всех сил.

— Товарищ командир, мы тут прикинули с боцманом наши возможности. Думаю, что через три дня катер будет готов к спуску на воду. Хочется в море на своем сходить, хватит нам по чужим болтаться.

— Это верно, Багелев, чужие нам ни к чему.

Суетливость старшины, его притворно доверительный тон и желание во что бы то ни стало убедить командира в его, Багелева, положительности были неприятны Сергею и, чтобы сразу поставить все на места, он поглядел в упор на старшину и подвел черту под разговором:

— А насчет вчерашнего можно и забыть, если, конечно, вы все поняли.

Багелев вздрогнул и потупился, но тут же, оправившись от смущения, облегченно вздохнул:

— Конечно, товарищ командир, вы очень правильно сказали, можно и забыть. Я все для этого сделаю.

Последние двое суток перед спуском катера весь экипаж с особым рвением трудился, приводя корпус и помещение в порядок. Споры между верхней и нижней командами прекратились. Наконец-то Сергей почувствовал экипаж, как что-то единое. А когда увидел, как рядом бок о бок трудятся Багелев и Литовцев, не выдержал, поддался молодому азарту: сам взял кисть и встал между ними. И это не удивило старшин, они приняли жест командира, как вполне естественный. Правда, Сергей приметил, как потеплели глаза боцмана, и он даже, кажется, подмигнул Багелеву, а тот движением правой руки в сторону как бы сказал: «Знай наших».

Боцман же в эти дни был просто в ударе. В каждом движении его чувствовался хозяин катера. И по тому, как он аккуратно макал кисть в ведро с краской, как короткими тычками наносил ее на корпус, а потом тщательно растирал, как деловито вытирал руки ветошью и своевременно вносил поправки в действия экипажа, — во всем были основательность и твердость.

— Аметов, ты чего это машешь кистью, как сигнальными флажками. Не переводи задаром краску, она деньги стоит.

— Какой деньги? — удивляется Аметов. — Сам на склад получал, ничего не платил.

— Запомни, Аметов, — вразумлял его Литовцев, — все, чем ты пользуешься, что носишь и кушаешь, обходится государству в копеечку, и никто нам не позволит зря разбазаривать народное добро.

— Хорошо говоришь боцман, умный слово сказал, — удовлетворенно соглашается электрик.

— Ну, Аметов, похвалил. Спасибо, брат.

— Зачем спасиба? Это я спасиба говорю.

Вскоре катер выглядел, как игрушка. Подводная часть темная, верхняя часть окрашена шаровой краской установленного колера, почти под цвет моря, чтобы меньше был катер заметен для противника. А между ними четко отбитая белая полоса — ватерлиния.

— Давайте у иллюминаторов наведем белые круги, — предложил комендор Еремкин. — Уютно будет и как-то по-домашнему.

— Отставить, — возразил боцман. — Никаких петухов. Военный корабль — не прогулочная яхта. Вид у него должен быть строгий.

На верхней палубе Красанов, Соловьев и помфлагхим Букин плели маты и кранцы. Работа эта была кропотливая и требовала, немалого умения и сноровки, а потому боцман особенно тщательно проверял ее, а временами подсаживался и сам показывал, как делается хорошая оплетка для кранца.

— Конечно, — говорил он, — можно было бы элементарно решить эту задачу. Найти старые автомобильные шины, закрепить к ним концы — и кранцы готовы. Но мы ведь не какой-то портовый буксиришка, а боевой корабль, торпедный катер. На нашем корабле все должно выглядеть красиво. В том числе и ваша шевелюра, товарищ Красанов.

Красанов обиделся было, но потом раздумал сердиться и ответил коротко:

— Сегодня постригусь, боцман.

— И правильно, что не откладываешь. К спуску катера все должно быть в ажуре.