Шрифт:
— Нужно вынести постановление, отменяющее эту поездку.
Вячеслав Михайлович выполнил свое обещание, и поездка Фрунзе была отложена.
Когда здоровье несколько улучшилось, Михаил Васильевич, получив отпуск, отправился в Крым, в Мухалатку. Там в то время отдыхали товарищи Сталин, Ворошилов и Шкирятов. Необходимо упомянуть, что до поездки в Крым Михаил Васильевич перенес две автомобильные аварии, сопровождавшиеся значительными ушибами. Сталин, Ворошилов и Шкирятов узнали от сопровождавшего Фрунзе врача, что у Михаила Васильевича в течение восьми суток продолжалось внутреннее кровоизлияние, которое, по-видимому, не прекратилось и в Крыму. Но Фрунзе пренебрег этим грозным симптомом и стремился скорей на охоту в район Ай-Петри. «…Мы его отговаривали, — рассказывает К. Е. Ворошилов, — так как вид у него был не совсем здоровый, предлагали ему сначала окрепнуть, а затем уже охотиться. Но уговоры не помогли, и мы вчетвером — Михаил Васильевич, т. Шкирятов, доктор Мандрыка и я — несколько часов бродили по каменистым спускам Ай-Петри.
Невзирая на неудачную охоту, Михаил Васильевич буквально переродился, стал опять тем же жизнерадостным, ласковым и веселым.
Все же заявление врача о физическом состоянии Михаила Васильевича заставило нас задуматься о его здоровье. Мы все видели, что Михаилу Васильевичу необходим прежде всего абсолютный покой. Я наотрез отказался ездить с Михаилом Васильевичем на охоту, чем, конечно, огорчил моего друга. Но сам Михаил Васильевич не унимался, охотился на зайцев, был доволен, возбужден и мечтал о настоящей, большой охоте.
Но очевидно кровоизлияния в желудочно-кишечном тракте давали себя чувствовать. Михаил Васильевич стал недомогать и слег» [41] .
Врачи указывали на необходимость операции. Михаил Васильевич беспрекословно согласился.
— Раз нужно, то прошу сделать скорее.
Фрунзе переехал в Москву и лег в Кремлевскую больницу. Как только Михаил Васильевич немного отдохнул и к нему вернулась прежняя жизнерадостность, палата № 19, где помещался Фрунзе, превратилась в рабочий кабинет. На столах были разложены книги, документы, сотрудники являлись с докладами, часто навещали близкие, друзья. Фрунзе следил за всеми событиями и живо на них откликался.
41
К. Е. Ворошилов, Статьи и речи, стр. 8. Партиздат, 1937 г.
Свой невольный досуг Михаил Васильевич использовал для чтения военной литературы. Он начал штудировать книгу Фоша «Введение в войну», делал выписки, вносил свои замечания.
— Так много работы впереди, — говорил он посещавшим его лицам.
Мысли Фрунзе были целиком поглощены военной реформой, которую он вместе с К. Е. Ворошиловым под руководством товарища Сталина начал проводить в жизнь. Работал Михаил Васильевич, как всегда, углубленно, готовился к решению поставленных задач после большой предварительной черновой работы.
Светлый ум Фрунзе видел то огромное будущее, которое открывалось перед страной и руководимой им армией в осуществлении сталинского плана индустриализации, и его не пугали трудности, которые переживала Красная армия в этот период. Больница оторвала Фрунзе от работы, и он переживал это, пожалуй, острее, чем свою болезнь.
Приближался день операции. 26 октября Михаил Васильевич пишет жене:
«Ну вот… подошел и конец моим испытаниям. Завтра утром я переезжаю в Солдатенковскую больницу, а послезавтра (в четверг) будет операция. Когда ты получишь это письмо, вероятно в твоих руках уже будет телеграмма, извещающая о ее результатах».
После операции положение Михаила Васильевича ухудшилось.
Он стал жаловаться на бессонницу.
В 5 часов вечера 29 октября в больницу приехали товарищи Сталин и Микоян, но к больному их не пустили.
Товарищ Сталин передал Михаилу Васильевичу записку:
«Дружок! Был сегодня в 5 ч. вечера у т. Розанова (я и Микоян). Хотели к тебе зайти, — не пустил, язва. Мы вынуждены были покориться силе. Не скучай, голубчик мой. Привет. Мы еще придем, мы еще придем… Коба» [42] .
42
«Красная звезда» № 251 (2050) от 31 октября 1930 г.
Врач принес записку товарища Сталина и наклонился над Фрунзе. Он лежал с открытыми глазами.
— Вы не спите? Вам товарищ Сталин прислал записку.
Глаза Фрунзе оживились, на лице появилась улыбка.
— От Сталина… Прочтите…
Выслушав дружеские, ободряющие слова, Фрунзе благодарно кивнул врачу головой и сказал:
— Коба… Друг…
Друзья Михаила Васильевича были глубоко уверены в благоприятном исходе операции.
День прошел спокойно, не внушая серьезной тревоги наблюдавшим за ним врачам. В час ночи дежурный профессор спросил у Михаила Васильевича:
— Как себя чувствуете?
— Лучше…
Но улучшения в действительности не было. Смерть, от которой много раз уходил Фрунзе, готовилась торжествовать победу.
Фрунзе умирал.
Перед операцией он, как-то полушутя, сказал одному из своих друзей:
— А помру, похороните меня в Шуе, там, знаешь, на Осиновой горке…
Он не страшился смерти, как не страшился ее в молодые годы, когда дважды ожидал казни, как не страшился под пулями на Белой, в песках Средней Азии, под Перекопом. Фрунзе знал, что дело, за которое он боролся, бессмертно и непобедимо. Оглядывая свой жизненный путь, он — вернейший солдат революции — мог быть спокоен за судьбу революции: на его глазах поднялась из пролетарской массы мощная и непобедимая большевистская партия, воспитанная Лениным и Сталиным.