– Да.

– Задавай.

– Семнадцатое января – срок нереальный.

– Я сказал – первые прикидочные эскизы. Ты ведь знаешь: наш ЭсПэ всегда дает нереальные сроки. А мне ему двадцатого по теме докладывать. Ясно?

– Ясно. Но есть еще один вопрос.

– Давай.

– Не могли бы вы, Константин Петрович, при мне отзываться о будущих астронавтах более уважительно? Они ведь жизнью рисковать будут и, может, на смерть пойдут.

– Типун тебе на язык, Иноземцев, – нахмурился начальник. – Ладно, иди, я постараюсь в дальнейшем щадить твою нежную нервную систему. Хотя мне казалось, что мы с тобой играем в одной команде.

– Константин Петрович, конечно, в одной. Просто мне кажется, что вы в данном случае просто ревнуете.

– Иди, Иноземцев, – поморщился Феофанов, но упрек проглотил, ругаться не стал. – А в дальнейшем мой тебе совет: соблюдай субординацию. Я начальник, ты дурак. Ты начальник, я – кто?

– Не скажу.

– Вот сейчас формулируешь правильно. Иди, Иноземцев.

Забыться работой – только это теперь для Владика оставалось.

Вчера, после того как хозяйка донесла на Галю, он, честно говоря, напился. Вылакал полбутылки водки, закусывал лишь хлебом-черняшкой, и ему хватило. Разобрал супружескую кровать и рухнул, ни печь не протопив, ни носки не сняв.

Среди ночи проснулся. Галя лежала рядом с ним. Спала глубоко, дышала мерно. Как всегда, одета в байковую ночную рубашку, укрыта одеялом по плечи. Он не стал зажигать свет, начал принюхиваться. От жены не пахло ничем посторонним – ни вином, ни чужой любовью. Это успокоило, хотя как она пахнет, эта чужая любовь, Иноземцев не знал. В комнате было тепло – значит, женщина, перед тем как легла, истопила печь.

Владик тихонечко встал, прошелся по комнате. Зажег ночник, который приладил для мамы – над диваном в той части жилья, что звалась столовой. Задернул занавеску, ведущую туда, где спала супруга. Во рту было противно от водки, и голова болела. И чувствовалось, что больше он не заснет – если только снова выпьет, но этого совершенно не хотелось. Будильник показывал половину четвертого утра. Он жадно напился воды – за питьевой ходили к колодцу и пили ее некипяченой. Опустился на диван.

Хотелось разбудить Галю и выяснить с ней отношения. Может, даже ударить. Или выгнать. Если бы они были просто сожителями или просто мужем и женой, он, вероятно, так и поступил бы. Но теперь, когда она носила у себя под сердцем его сына или дочку, он не мог себе позволить подобное. Жена его теперь была не просто жена, а будущая мама. И если не ее самое, то потомство он обязан был оберегать. Ему вспомнилось, как он читал, как организована семья у львов – кажется, у Брема. Он вообще в детстве благодаря маме-библиотекарю читал много и бессистемно и какое-то время (впрочем, довольно короткое) даже хотел стать не авиаконструктором, а биологом. Лев живет как король, припоминал он, спит по двадцать часов в сутки и пищи никакой не добывает. Охотятся за него и приносят ему добычу самки из его гарема. Зачем, спрашивается, он, такой лентяй, им нужен? А затем, что если на горизонте появляются одинокие бродячие самцы-львы и чуют тех самок, которых охраняет глава семейства, и пытаются с ними сблизиться – он начинает драку и бьется с молодыми соперниками насмерть. А все потому, что если он свою женщину защитить не сможет, бродячий самец не только вступит с ней в связь. Он вдобавок совместных детей, нажитых самкой и львом-главарем, убьет.

Аналогия, конечно, хромает: Владик не глава гарема, и самка у него одна, и она его не кормит, они на равных с нею мясо добывают – но он вдруг представился самому себе тем львом. Он готов был защищать свою женщину до последней капли крови. Не только ради того, чтобы она принадлежала ему, а ради своего будущего ребенка. Женщина, бог бы с ней! Женщины приходят и уходят, но свое дитя он никому не отдаст!

Однако он не лев, совсем не глупый, движимый инстинктами лев, поэтому ему следовало не бросаться в схватку с соперником безоглядно. Не начинать выяснений с Галей немедленно. Нет, он будет хитрым, как лис, и станет действовать исподволь. Сначала надо разжиться информацией, кто таков его соперник. Насколько у жены с ним серьезно. Как его можно одолеть. А главное, как не допустить конкурента к дочке или сыну – к своему дитяте, который скоро родится.

Владик вскипятил чаю, заварил – густого, крепкого, черного. Все равно не уснуть. Выпил две добрых кружки. Он не будет лезть на рожон. Он станет вести себя словно Кадочников в «Подвиге разведчика». Не выдаст, что догадывается о ее связи на стороне. Все выведает про нее и сохранит ребеночка для себя.

Иноземцев, не разбудив супругу, пожевал пирожков (прихваченных ими вчера утром с праздничного стола у Флоринского) и отправился на работу. Электрички уже ходили, а пропуск к смежникам в НИИ-88 у него был круглосуточный – глядишь, случится у тех, кому дадено сейчас машинное время, аварийный останов, а он сумеет БЭСМ захватить и сделать пару расчетов – за выходные у него, несмотря на пьянку, любовь, работу и ревность, появилась новая идея.

У Владика хватило выдержки не выяснять отношений с Галей. Он сделал вид, что ничего не заметил и ничего не ведает. Как ни мало он знал женщин, и тем более женщин беременных, – сердцем и кожей понимал: сейчас не время устраивать скандалы. Это может повредить будущему малышу. А ему надо, чтобы его отпрыск родился и вырос здоровым. Это, словно у льва в саванне, главная его семейная задача. С супружницей он выяснит отношения позднее – верна ли она ему, неверна. Любит другого? Или то была случайность или ошибка, или мимолетное приключение?

Он затаился и не стал даже спрашивать о том, как провела молодая жена тот день – воскресенье второго января. А она сама ничего, ни крошечки не рассказала – что было плохим симптомом, не в ее пользу свидетельствующим. Однако ревность Иноземцев старательно заглушил и попытался повернуть ситуацию так, чтобы будущий ребенок в любом случае оказался при нем.

Однажды вечером он спросил Галю:

– Что будем делать, когда родится наш мальчик?

Она улыбнулась.

– Девочка. Я чувствую, родится девочка.