Над их дурацкими рожами мне очень хочется посмеяться в голос.

Опять повисает пауза. Приходится её прервать.

– Так всё-таки я не понимаю главного – чего вы от меня хотите?

Я подчёркнуто разговариваю только с главным редактором и смотрю только на него.

– Мы хотим, чтобы вы вернули здоровье нашему сотруднику, – жёстко заявляет главный.

Мне предельно ясно, что в нашем разговоре, поскольку он записывается, имеет значение каждое слово.

– То есть вы хотите, чтобы я его вылечил?

– Ну… да… – морщась от понимания того, что разговор складывается совсем не так, как предполагалось, соглашается главный.

– Ещё раз повторяю, – терпеливо объясняю я, – вам нужен специалист, а не шарлатан. У вас ещё что-то есть ко мне?

– Мне, в общем, всё ясно… – бормочет он.

– Давно ли? – издевательски интересуюсь я. – Не с того ли самого дня, когда вам заказали статью про меня? И заплатили, наверное, вперёд?

– Вы… Вы переходите все границы! – возмущённо вскрикивает мой собеседник.

– Мне приходится их переходить, чтобы хоть немного приблизиться к вам. Вы-то их уже давным-давно и далеко-далеко перешли. Вам ведь действительно заказали статью?

Наверно, он не готов ответить на мой вопрос откровенно, потому что снова повисает пауза. Происходящая комедия начинает мне надоедать, и я чувствую, что пора заканчивать.

– Значит, так, – жёстко, с некоторой брезгливостью произношу я. – Копаться в ваших мозгах, гражданин хороший, для меня не самое приятное занятие. Как в дерьме выкупался. Картина мне ясна предельно.

Чёрт возьми! Приходится так напрягаться, а мне ещё сегодня вести приём. В кабинете такая высокая концентрация напряжения! Понимаю, что главный редактор продолжает жадно ждать моего признания в том, что это я воздействовал на Короткова. Хрен тебе!

– Я готов попробовать помочь вашему сотруднику, но при выполнении всех моих условий. Всех! Во-первых, ваша газета публикует все пришедшие в нашу защиту письма. Во-вторых, газета публикует официальное опровержение вашей же лживой статьи с признанием этой лжи и соответствующими извинениями. В-третьих, в этой публикации ваша газета называет фамилию человека, который заказал вам эту статью, с указанием его должности и места работы. Всё. Это вы делаете в течение трёх дней.

– Это невозможно! – подаёт голос главный редактор. – Кроме новостей, на этот период все остальные полосы уже распределены.

Врёт! Это я чувствую!

– Я же вам говорил, что врать нехорошо, – и укоризненно качаю головой. – Вы же сами знаете, что это не так. Так вот. После выхода в свет номера со всем мною перечисленным вы звоните мне, я в городе покупаю вашу газету, читаю и после этого жду у себя вашего сотрудника. Буду лечить.

После сказанного мною у газетчика начался такой активный мыслительный процесс, что не прочесть там фамилию Глухова… просто невозможно.

– Ваши условия чрезмерны, – бормочет он.

– Конечно, они тяжёлые, – соглашаюсь я. – Но мне хочется, чтобы в прессе прозвучала фамилия Глухова. Зачем же вы про себя его ругаете? Это ведь вы польстились на его предложение! И дали команду Короткову. Я не спрашиваю вас, так это или не так, потому что это так! Может, назвать сумму, которую заплатил вам Глухов?

– Не надо! Других вариантов… – начинает главный.

– Других вариантов не будет, – сухо прерываю я его. – Каждый должен отвечать за свои действия, как я отвечаю за здоровье каждого своего пациента.

– Я не могу принять все ваши условия, – вскидывается главный редактор и поворачивается к Короткову. – Извини, Семён…

– Вы дали команду своему сотруднику. Он её выполнил. А теперь…

– Вы ничего не понимаете! Мне выкрутили руки! Вы не знаете этого человека!

– Ну руки-то вам выкрутили за хорошую сумму, – отрезаю я.

– Что вы понимаете в суммах за заказные статьи! – вскрикивает главный. – Да, я получил деньги! Я ими поделился с Семёном! Но дела такого рода стоят много дороже! Мне действительно выкрутили руки! Были угрозы… Дом обещали спалить… Он у меня в вашем районе. Да и не только это. Он шантажировал меня!

Тут я понимаю, что на этот раз он совсем не врёт. Ему стало тогда страшно! И мне становится его… жалко. Судя по тому, как он старается для Короткова, остатки совести у него ещё сохраняются.

– Ну хорошо. Вижу, что на этот раз вы не врёте. Готов пойти вам навстречу. Заказчика можете не указывать. Всё остальное остаётся.

– Спасибо… – главный редактор облегчённо выдыхает.

Какое-то время молчим.

– Семён, сотри запись… – вяло бросает он, будто очнувшись.

Внимательно контролирую процесс стирания.