На чем именно основывались утверждения как Поршнева, так и Маэрта? Только ли на больном воображении?

Первый их общий постулат – распространенность каннибализма в доисторические времена – сомнений не вызывает. Не найдено не одной стоянки древнего человека, где бы не было разделанных для вынимания мозга костей – в том числе и человеческих. За последнее время таких археологических находок добавилось очень много – в Испании (нагорье Сьерра Атапуэрка – Eudald Carbonell), Франции (П. Вилла), Англии (Dr. Mark Horton) и в России – (грот Еленева – Тернер, на Валдае и в Прикарпатье – Русанова) и т. д. Считается, что наши прямые предки – кроманьонцы, придя в Европу, решили проблему уже живших там неандертальцев быстро – их попросту съели. Пока это еще гипотеза, но разделанные кости неандертальцев были обнаружены, например, командой испанских ученых во главе с Антонио Росасом из Национального музея естествознания в Мадриде. На костях, найденных в подземных пещерах Эль-Сидрон, имеются надрезы, сделанные острыми предметами – явное свидетельство того, что и 43 тысячи лет тому назад практиковался каннибализм.

Тезис Маэрта о том, что «поедание мозгов положительно влияет на умственные способности», тоже, по крайней мере, не случаен. Станислав Лем в «Summa technologiae», отмечая, что «сейчас каннибализм признают иногда творческим фактором антропогенеза» (отметьте: книга Лема вышла в 1967 году, до работ Маэрта и Поршнева, а Лем ссылается на уже существующие взгляды), объяснял такие теории так: «Итак, «изобретение каннибализма» явилось ускорителем умственного прогресса, поскольку из-за внутривидовой борьбы выживали только особи с наиболее сообразительным умом». Но Маэрт вкладывал другой, куда более биохимический смысл в свое выражение «Разум можно съесть!»»

Подтверждением этому служат эксперименты Джеймса Макконнелла из Мичиганского университета с червями-планариями. Макконнел и его сотрудники вырабатывали у планарий условную реакцию на включение лампочки, которое сопровождалось электрическим ударом. В качестве обучения плантарий ученые кормили необученных плантарий массой из тел обученных собратьев, в результате чего рефлекс у них формировался значительно быстрее.

Позже было установлено, что «необученные крысы, получив в пищу мозги своих обученных товарищей, становились умней».

– Послушай, – сказал я Тени, когда он принес спасительную таблетку, – нельзя же вот так выдергивать человека, когда вам вздумается. Что я скажу друзьям? Алине?

– А тебе ничего не придется им говорить. Ты вернешься в то же мгновение, в какое отправился сюда. Никто ничего не заметит.

– Все равно. Меня это выбивает из колеи, и я…

– Хорошо, приходи сюда сам в удобное для тебя время, но не реже чем раз в три дня. Ты же не приходишь, поэтому тебя приходится звать.

– Я бы приходил, но я не знаю, как.

– Знаешь, – заверил меня Тень.

И я понял, что действительно знаю. Причем я не научился этому, а попросту понял, что могу сам приходить на чтения.

– Вот видишь, – улыбнулся Тень.

– В следующий раз я приду сам.

– Хорошо.

У меня в голове еще звучало его финальное «о», когда я вновь оказался в ресторане. Рассказчик продолжал свою историю. Все слушали его, и на меня никто не обращал внимания.

Мне стало плохо. Я встал из-за стола, нетвердым шагом дошел до туалета, где почему-то с удовольствием процитировал Есенина: Пальцы в рот и… Затем я умылся и прополоскал рот. Полегчало.

А потом мне начисто снесло крышу. Я с трудом дотерпел до дома, а едва мы вошли и закрыли входную дверь, я набросился на Алину прямо в коридоре. Я хотел ее так, как будто у меня лет триста не было женщины, как советский человек хотел колбасы, как узники Освенцима хотели мяса.

Целуя ее так, будто это мой первый и последний поцелуй в жизни, я взял ее на руки и перенес на стол в гостиной, где и овладел ею прямо в одежде, стянув джинсы и трусики до колен. Было неудобно, ну да тогда для меня это были мелочи.

– Ну ты и Кинг-Конг, – сказала Алина после яркого совместного финала. Было видно, что ей понравился мой экспромт.

Потом было еще два раза. В постели. Практически без перерыва.

– Ты что, перепутал леденцы с виагрой? – спросила окончательно обалдевшая от моей прыти Алина.

– С мужиками такое бывает, – брякнул я лишь бы чего-то ответить.

– Бывает. Лет в девятнадцать. Тебе же уже…

– Сегодня я вновь чувствую себя девятнадцатилетним.

Я действительно чувствовал себя великолепно. Никаких последствий выпивки, никакой изжоги от переедания, никаких остеохондрозных болей в спине, с которыми я давно уже успел сродниться. Короче говоря, ничего из того, что я нажил за свои сорок лет. Я вновь был здоров и молод, и моя энергия била через край.

– Если еще раз пристанешь – отрежу яйца, – предупредила Алина, видя в каком состоянии я нахожусь, а буквально через минуту она уже крепко спала.

Тогда я и увидел деда. Он стоял на пороге спальни и знаками звал меня выйти.

– Чувствуешь себя чуть ли не богом? – с легкой усмешкой спросил он, когда мы сели на диван в гостиной.

– Вроде того, – ответил я.

– И ты никогда не чувствовал себя лучше? Как это знакомо.

Он тяжело вздохнул и, казалось, погрузился в свои мысли. Как же меня когда-то раздражали эти его мегапаузы!