– Ах да, я забыла расплатиться за свой ужин. Не волнуйся, я обязательно отдам тебе деньги.

– Какие, к черту, деньги? Куда ты слиняла?

– Я не слиняла, а уехала домой. К ребенку. – Ребенок благополучно сидел у моих родителей, но Филиппову об этом можно было и не знать. Это не обман, а всего лишь... невинная уловка.

– Я тут, понимаешь ли, как дурак, в костюме и с букетом... А ты меня так нахально кинула!

– Побереги свое красноречие для милиционеров, у которых ты будешь узнавать сведения о пропавших без вести.

– Фиг тебе, а не сведения!

– Тогда машину отсужу, – пригрозила я. – Считай, что ты сейчас отрабатываешь половину ее стоимости, о’кей?

– Подавись своей идиотской машиной, – буркнул Филиппов.

Я не обиделась. Умиротворенное состояние, в которое привело меня отличного качества вино, позволило не обращать внимания на гневные выпады бывшего благоверного. Домой я приехала на подъеме чувств, разум лихорадочно бурлил, выстраивая одну концепцию за другой, и размышления эти требовали выхода. Раз уж Алекс все равно не читает мои письма, буду писать ему все, что в голову взбредет. Это все равно что в ямку пошептать – выговориться и высказать все, что на душе наболело. Своего рода психотерапия.

В буфете я нашла бутылку бургундского, которую мне подарила Флоранс по какому-то знаменательному поводу, налила вино в бокал, уселась за компьютер и предалась психологическим изысканиям.

– Мама! Ма-ам!

Голос сына ввинтился мне в мозг, словно ржавый штопор. Я поморщилась и попыталась залезть поглубже под одеяло.

– Мам, ты где?

– М-м-м? Шурка, ты чего кричишь?

– Чтобы ты услышала, конечно! – Иногда ребенок удивляет меня своим здравомыслием.

– Ну считай, что я услышала.

Разлепив глаза, я обнаружила, что лежу в собственной постели, надо мной нависает давно не беленный потолок в разводах от прошлогоднего соседского потопа, а рука прижимает к уху телефонную трубку.

– Ма, ты в обмороке, что ли? – настырно допытывался сынуля.

– Можно и так сказать...

Я подняла голову, но рыжей веснушчатой физиономии нигде не увидела. Зато обнаружила, что голос доносится из телефонной трубки. Когда звонил телефон и каким образом я умудрилась снять трубку, я понятия не имела. Наверное, мозг действовал на автопилоте. Тем лучше, потому что мое тело совершенно отказывалось мне подчиняться. Сколько же я вчера выпила? Три бокала, кажется... Не так уж катастрофично, но мне, замученной переживаниями, хватило и этого.

Я повертела башкой (язык не поворачивался назвать головой то чугунное ведро, которое по досадной случайности было водружено у меня на плечах) и оценила ситуацию. Сын у бабушки с дедом, я в кровати, солнце нахально светит в окно, намекая на то, что неплохо бы встать и заняться делами.

– Шурочка, извини, никак не проснусь, – виновато сказала я, сползая с постели. – Что-то случилось?

– Нет, все хорошо. Я просто звоню сказать, что теперь у меня есть все тридцать штрихкодов. Машина, считай, у нас в кармане! Классно, правда?

– Штрихкоды? Машина? Имей в виду, что со сна я туго соображаю.

– Надо же, такая молодая, а уже склероз, – по-взрослому вздохнул Шурка. – Ты что, все позабыла?

Ах да, многосерийная эпопея под кодовым названием «сок», как же, помню!

– Где ты взял остальные штрихкоды?

– С упаковок срезал, разумеется. Мы с дедом вчера поехали в супермаркет и купили. Кассирша очень удивилась: семнадцать двухлитровых коробок, представляешь?

Я живо и образно представила, как все семейство, включая моего отца, мать и Мартышку, теперь давится этим злосчастным соком. Если Шурка уже сейчас умеет настоять на своем, что будет лет через десять?!

– Сегодня мы с дедом сходим на почту и пошлем конверт. Я от твоего имени письмо напишу, ага? Все-таки я еще несовершеннолетний...

– Отлично! Только хочу тебя предупредить: то, что ты послал штрихкоды, еще ничего не значит. В лотерее участвуют тысячи, а выигрывают считанные единицы.

– Мам, я все понимаю. Но я же везунчик, а значит, машину мы выиграем.

– Везунчик? Кто это тебе сказал?

– Алекс. Еще давно, когда в Москве жил.

Алекс, Алекс... Сердце привычно затрепыхалось, как та самая рыбешка на крючке. Интересно, неужели я на всю жизнь обречена мучиться этой никому не нужной любовью? А главное, никому не признаешься... Впрочем, вчера я все-таки призналась; не выдержал партизан пытки бургундским, раскололся и выдал все врагу. Вот ведь незадача!