17 ноября ’’Правда” вдруг публикует статью о гражданской войне, где есть такие многозначительные строки: ’’Разногласия между главнокомандующим и командующими фронтами были разрешены путем принятия решения о мобилизации и срочными мерами по укреплению армии”. Намек был достаточно прозрачным. О том, что пост главкома занимает Брежнев, советская печать уже писала, а то, что прилежащие к зоне боевых действий округи превращаются в случае войны во фронты, было ясно каждому. Также было ясно, что предстоящей зоной боевых действий может быть только Польша.

Затем в ’’Красной звезде” появилась статья генерала армии Лелю-шенко. В ней речь шла о том, о чем в течение долгого времени старались не упоминать, — о советско-польской войне. Те, кто писал статью за восьмидесятилетнего генерала, явно стремились провести параллель между кампаниями прошлого и настоящего, они напоминают слова Ленина о том, что война с Польшей была „нам навязана”. Тем самым хотят подчеркнуть, что то, что было справедливо в прошлом, может оказаться таким же по отношению к современным событиям.

Конечно, не упоминали о том, о чем хорошо помнили в Польше, -о чуде на Висле.

В том самом Бельведерском дворце, где заседало польское правительство, шесть десятилетий назад провел бессонную ночь Йозеф Пилсудский. Сидя над картами, он мучительно искал выхода из, казалось бы, безвыходного положения. И нашел! Удар, который он нанес 16 августа 1920 года, вбив клин между войсками Тухачевского и Егорова, привел к полному поражению Красной Армии.

Прорыв в Европу не состоялся. Мир, подписанный в Риге, дал Польше границы более благоприятные, чем до начала войны.

Черненко делает все, чтобы провести в жизнь план Брежнева: порядок в Польше следует навести польскими руками. Это противоречит интересам Андропова, хотя по логике вещей именно такое решение должно было его устраивать, поскольку введение в политическую игру армии имело свои плюсы и минусы. Успех армии в Польше повышал ее роль при решении вопроса о наследнике Брежнева. У Андропова не было никаких гарантий, что, добившись своего, Кириленко и военные не забудут о нем. В случае же неудачи влияние армии в борьбе за наследство генсека падало, и это делало позицию Черненко выигрышной.

И все-таки Андропов ставит на вторжение. Он приходит к заключению, что сам факт принятия решения о вторжении вопреки желанию Брежнева — уже победа.

Но интервенция, на которую он рассчитывал, не состоялась. Его шансы опять ухудшились.

На прошедшем вскоре после этого двадцать шестом съезде партии Андропов оказывается единственным членом Политбюро, не председательствовавшим ни на одном заседании.

Претерпела изменения в худшую сторону и позиция его союзника А. Кириленко. С помощью В. Гришина Черненко удалось оттеснить его на четвертое место, а самому занять третье после Брежнева и Суслова.

Теперь Кириленко больше, чем когда-либо нужна помощь Андропова. Шеф КГБ ему пока в ней не отказывает, но и способствовать тому, чтобы кронпринц занял место Брежнева, не собирается.

А в Варшаве властям никак не удавалось овладеть положением. Польская компартия рассыпается, как карточный домик. Даже ’’Литературная газета” вынуждена признать, что из трех миллионов ее членов — миллион присоединился к "Солидарности”! Фактически партия власть в стране потеряла. Оказавшийся калифом на час сменивший Терека Каня мог рассчитывать только на силы безопасности.

Это опять меняло положение главных фигур на кремлевской шахматной доске. Поляки были на ней всего лишь пешками, которые передвигали члены Политбюро, заботящиеся в первую очередь о своих собственных интересах.

Ставка Андропова - польская госбезопасность. Другим ставить было не на кого.

К весне 1981 года в Москве опять поговаривают о необходимости ввода в действие армии. На сей раз Брежневу возразить нечего. Его ставленник Каня бессилен.

Примерно в это же время в софийском отеле встречаются два турка. Имя одного из них — Али Агча. От своего собеседника он получает заманчивое предложение — убить Папу Римского. Один удачный выстрел, и в его кармане 1 миллион 250 тысяч долларов. Агча не знает, что сделавший это предложение Бекир Челенк всего лишь посредник. Ему, турецкому коммерсанту, нет никакого дела до Папы Римского. Да и „болгарская служба безопасности”, стоявшая за его спиной, в этом не заинтересована. Тщательно замаскированные запутанные следы, как станет известно позднее, вели на Лубянку.

В Вашингтоне заседает Совет Национальной Безопасности, которому известна поступающая от полковника Куклинского информация, и, как в ту далекую, но памятную Андропову осень кубинского кризиса, президент Соединенных Штатов выпускает предупреждающее Советский Союз заявление. Шеф КГБ уверен, что советские танки оно не остановит, но на Брежнева оно производит должное впечатление. К тому же влияние Кириленко, сумевшего вновь занять третье место в советской иерархии, опять падает. А из Варшавы приходит весть, что главой правительства стал генерал Ярузельский.