Идет предвыборная кампания, и все усилия направлены на то, чтобы привести к власти кандидата демократов Д. Макговерна и нанести поражение выставившему свою кандидатуру на второй срок президенту-рес-публиканцу Р. Никсону. 7 февраля делается первый выстрел непосредственно по Белому Дому. Газета ,Дью-Йорк тайме” обвиняет нчальника канцелярии президента в том, что он знал о Вотергейте. С этого момента американская пресса не испытывает недостатка в материалах, направленных против президента своей страны. Антивоенная кампания во многом напоминает кампанию, развязанную большевиками во время Первой мировой войны. Те же приемы, тот же почерк.

„Мы выиграем войну во Вьетнаме, но не в Париже, а на улицах Америки”, — с необычной для него откровенностью уверенно скажет Андропов своим помощникам. Как пишет А. Шевченко, став председателем КГБ, Андропов предпринимал все, чтобы воспрепятствовать достижению соглашения об окончании войны, поскольку был уверен, что давление американского общественного мнения и Конгресса в конце концов заставит президента уйти из Вьетнама.

В современной войне тыл становится таким же важным полем битвы, как и то, где стреляют и рвутся снаряды. Быть может, именно в тылу, на улицах, бушующих демонстрантами, на площадях, где звучат гневные речи ораторов, на страницах газет, протестующих против войны, на экранах телевизоров, приносящих эту войну в дом, отныне и будут выигрываться войны? Вот там, в глубоком тылу противника, надо гото-

вить и наносить удары. Надо полностью использовать те преимущества, которые предоставляет для этого открытое демократическое общество.

Вот в этом направлении он и работает. Но в то же время он внимательно следит за тем, что происходит на верхах власти. И вдруг неожиданно для всех в газетах появляется фотография, сделанная во время его выступления с докладом на дне рождения Ленина. Одни были склонны видеть в этом взлете Андропова доказательство укрепления позиций Хрущева, так как считали это очередным шагом в ведущейся им кампании по привлечению молодых сил. Другие возражали, указывая на тесные связи Андропова с Сусловым. Правы оказались обе стороны. Выдвигая Андропова, Хрущев действительно привлекал молодые силы. Но в данном случае это были силы, поддерживающие Суслова.Вряд ли Хрущев не знал об этом. По-видимому, уступая Суслову, он надеялся на взаимность. В этом он заблуждался. „Серый кардинал” уже давно плел против него интригу. Стук лопат у кремлевской стены ускорил ее развитие.

В ту ночь рыли торопясь и в полной тайне. К утру яму залили бетоном, а через некоторое время, когда с мавзолея убрали леса, то оказалось, что имени Сталина на нем теперь больше нет. Останки диктатора закопали у Кремля. Незначительное по расстоянию перемещение тела некогда всесильного диктатора было значительным шагом в деле десталинизации страны.

Недовольные этим до поры до времени вынуждены были скрывать свои чувства. Подлаживаясь под общий тон, они с наигранным энтузиазмом голосуют на XXII съезде за вынос останков диктатора из мавзолея. Они даже произносят речи с осуждением своего вчерашнего кумира. Сталинцы уходят в подполье. И хотя с эстрады читают стихи Евтушенко, призывающие усилить караул у могилы тирана, уверенности в том, что бетонная плита над его гробом окажется достаточно надежной, что караул у его могилы будет бдительным — нет.

Начавший делать карьеру при Сталине Андропов не испытывает никаких трудностей, когда, выступая 22 апреля 1964 года, говорит, что Сталин ’’допускал нарушения принципов коллективного руководства и норм партийной жизни”. Затем он добавляет, что ’’партия осудила культ личности”. А за его спиной в президиуме сидели Хрущев и Брежнев, в создание культа которых он внес немалую лепту.

Улыбающееся лицо Андропова заметно на фотографии, появившейся в газетах в день семидесятилетия Хрущева, когда увешанного золотыми звездами ’’дорогого Никиту Сергеевича” пришли приветствовать все члены Президиума и секретари ЦК. На экраны выходит фильм „Наш Никита Сергеевич”. Пройдет всего полгода и те, кто приветствовал Хру-Щева,скинут его, а на капустнике в ВТО будут говорить, что автор фильма

Василий Захарченко теперь переделывает его в ’’Ваш Никита Сергеевич”.

Фотографии, опубликованные в газетах в связи с семидесятилетием Хрущева,по сути дела были коллективным портретом заговорщиков, предателей, которые тем не менее через некоторое время будут требовать чтобы им, только им, верила страна.

В своей работе’’Утопия у власти” Некрич и Геллер пишут,что уже в кулуарах антисталинского XXII съезда недовольные развенчиванием Сталина ’’положили начало заговору против Хрущева, охватившему довольно влиятельный слой партийных чиновников”.

Был ли Андропов в их числе? Казалось, ему нечего было жаловаться на Хрущева, но он ведь по природе своей оппортунист, он чувствует куда дует ветер. То, что Хрущев только с января 1961 года по сентябрь 1962-го сместил почти половину всех секретарей обкомов, уверило партаппаратчиков в неустойчивости их положения. О том же свидетельствовали пусть недоведенные до конца, но все же попытки ввести партийную жизнь в рамки устава. Партаппаратчики боялись возврата к сталинскому террору, но и неустойчивость положения их тоже не устраивала. Они не прочь были вернуться к сталинским временам, но только с твердой гарантией того, что террор послушно остановится у порога их квартир. Их права, их власть возросли как никогда прежде. Их кастовое положение никогда еще не выглядело таким прочным. Ведь победа, которую Хрущев одержал над Маленковым, была победой партийного аппарата над государственным. Это была их победа. И все же они были недовольны. Им не хватало уверенности в том, что эти права, эта власть будут именно за ними, а не за другими, как пелось в одной из песен того времени, ’’закреплена на века”. Они ждут своего часа.

В то утро, когда военный самолет, доставил Хрущева в Москву, о том, что предстоит, известно было только ожидавшим в Кремле.

Накануне Брежнев провел беспокойную ночь. Говорят, что сидели они с Черненко, с нетерпением дожидаясь рассвета. Ставка была высокой. Или рывок наверх, или...

Едва Хрущев вошел в зал, как началось заседание. Он еще не успел толком сообразить, в чем дело, когда услышал обвинительную речь Суслова. Позднее А. Микоян, объясняя причины снятия Хрущева, говорил, что „раздражимость, нетерпимость к критике — эти черты не нравились даже тем товарищам, которых он выдвинул на руководящую работу”. О главных причинах Микоян, конечно, умолчал.