— Проклятье! — С трудом себя сдерживая, я выхватил кружку из ее рук и поставил на тумбочку. — Ками, ты здесь не поэтому. Вовсе нет. Хочу ли я забрать твою боль? Да. Сделать так, чтобы ты никогда не просыпалась в слезах? Черт возьми, да. Но если ты спросишь — хочу ли я, чтобы ты была здесь только для того, чтобы удовлетворить мой инстинкт защитника, то мой ответ будет — нет! Твою мать, нет! — Я обхватил руками ее лицо и заставил посмотреть мне в глаза. — Я хочу тебя, Ками. Беспокоюсь о тебе, и это единственная причина, по которой мне необходимо, чтобы ты была рядом со мной. Ясно? Плевать на то, что сказал Си Джей. Я просто хочу тебя. И если ты нуждаешься в доказательствах того, насколько сильно я тебя желаю, то я был бы счастлив это продемонстрировать… Вновь.

При упоминании о том, чем мы занимались сегодня, ее лицо залила краска стыда. Наверное, она вспомнила как мои губы пробовали, посасывали и дразнили. Как ее язык исступленно ласкал мой, жадно поглощая сладкую влагу, словно это было в последний раз. И легкие удары моей штанги по ее чувствительному клитору, заставляющие ее выкрикивать мое имя.

Ками была готова ощутить все это снова, и, святое дерьмо, я был готов не меньше. Но я хотел, чтобы ей было хорошо. Чтобы она знала: только ее вкус, больше ничей, я желал бы почувствовать на своем языке. Боже мой, какой же сладкой она была! Я был готов на второй раунд, лишь бы только услышать, как эта девушка еще раз выкрикивает мое имя.

Надеюсь, именно в это хотел верить мой извращенный разум. Трудно сказать наверняка, когда вся кровь приливает к месту в противоположной части тела.

— Ты мне доверяешь? — спросил я, касаясь ее лбом.

— Да, — кивнула она.

— Тогда не пытайся уйти. Ками, просто останься. Если ты не хочешь, спать, не надо. Я могу просто держать тебя в объятиях. Или мы можем поговорить. Все, что захочешь.

— Я не хочу больше разговаривать, — ответила девушка, качая головой. — Давай тихо… полежим. Ничего не делая.

Я криво улыбнулся и осторожно опустил ее голову на подушку, а сам лег на своей половине кровати рядом с ней. Мы пристально друг на друга смотрели, секунды перетекали в минуты, а мы не могли подобрать нужные слова, чтобы завязать разговор. Я хотел, чтобы она знала о моих чувствах, но, в тоже время, не хотел ее испугать своим напором. Мне было очень интересно узнать, что она ко мне испытывает, но я боялся спросить у нее напрямую.

— Блейн? — прошептала Ками, нарушая тишину. — Можно вопрос?

— Все, что угодно. — Ей я могу рассказать любую вещь.

— Я хотела спросить о твоей маме… То, что сказал Си Джей… Что он имел в виду?

Любую, кроме этой.

Я перевернулся на спину, тяжело вздыхая и проводя рукой по лицу. Черт побери. Я не хотел об этом говорить. Не именно с ней, а вообще ни с кем.

— Если для тебя эта тема болезненная, я пойму, — пробормотала девушка, чувствуя мое беспокойство.

Она давала мне возможность отступить и, проклятье, я хотел воспользоваться этим шансом. Но я ведь обещал, что все будет честно. И если я желал получить хотя бы минимальную возможность узнать, какой секрет хранят эти зеленые глаза, то должен был сначала открыться сам.

— Моя мама умерла, когда мне было тринадцать. Сразу после этого меня отправили жить с дядей и его семьей, — ответил я ровным голосом.

За последние двенадцать лет я повторял эти слова так часто, что они практически перестали причинять мне боль.

— И?

Ками поняла, что это было не все. Вот только я не был уверен, что смогу рассказать что-то еще. Не тогда, когда дело касалось моей матери.

Я покачал головой.

— Это все. Кто-то умирает. А остальные идут дальше. Учатся с этим жить.

— Но ты так и не смог, — вставила она веское замечание, кладя руку на мою обнаженную грудь, как бы смягчая горечь своих слов. — Ты так и не научился бороться. Тебе по-прежнему больно.

Я положил ладонь поверх ее и сжал пальцы, пытаясь сохранить самообладание.

— Все мы испытываем боль, Ками. Такова жизнь.

— Можешь мне об этом рассказать? — спросила девушка.

Ее тихий голос вызвал во мне странные, незнакомые эмоции. Я не мог их определить, но они были искренние. Казалось, что она переживала обо мне на самом деле и действительно хотела разделить мою скорбь. Я не мог избавиться от ощущения, что она смогла ее даже почувствовать.

С минуту я собирался с мыслями, отсеивая лишние воспоминания, пытаясь не углубляться в прошлое, насколько это было в моих силах. Это был малоприятный для меня период.

— Моя мама покончила с собой, — наконец произнес я. Этого разговора было невозможно избежать. Лучший способ оторвать пластырь — сделать это резко. — Мы всегда были вдвоем, сколько я себя помню. Она постоянно лучилась счастьем и энергией. Поэтому, когда я нашел ее на полу в ванной комнате, меня это очень сильно потрясло. У нее была передозировка.