Никто не заслуживает участи разбираться с моим дерьмом. Я не пожелала бы этого и врагу. Тем более, что своим злейшим врагом была я сама.

Я лежала, свернувшись калачиком на своей кровати, невероятно униженная и подавленная, и смотрела на стеклянную банку, наполненную крошечными бумажными звездочками.

Двести пятьдесят три.

Я знаю, что должна была добавить еще одну.

Я знаю, мне нужно было довести это количество до четного числа двести пятьдесят четыре, но дело было в том, что я не боялась.

На этот раз меня не поглощал страх. Я была в ярости.

Почему я не могла просто перебороть свою ущербность? Почему мне нужно было, как всегда, что-то учудить? Почему я не могла побыть нормальной хотя бы один чертов день?

Злые слезы текли из моих утомленных глаз, соленая жидкость сбегала вдоль носа на одеяло. Я яростно смахнула влагу. Я так устала от постоянного плача. От жалости к самой себе.

Будь я проклята.

Это верно, будь я проклята! Будь прокляты мои бестолковые, задетые чувства. Будь проклята моя неспособность перешагнуть через прошлое. Будь проклят мой страх и все, что он во мне покалечил. Будь все это проклято!

Я в отчаянии ударила подушку, желая быть достаточно смелой, чтобы выплеснуть свой гнев на человека, по-настоящему этого заслужившего.

Все это — его вина. Его рук дело. Если бы он не был настолько отвратительным, садистским куском дерьма, я бы такой не была.

Я могла бы вести нормальную жизнь. Могла бы найти счастье. И любовь.

Но я лгала сама себе. Я уже нашла счастье. Черт, возможно, я даже уже нашла любовь. Просто не могла принять этот факт.

Я не могла позволить себе в это поверить. Не могла разрешить себе это почувствовать.

Каждый раз, когда я позволяла своим чувствам взять верх над разумом, плохие события не заставляли ждать себя долго.

Любовь сама по себе была уродлива, по крайней мере, для меня.

Для нашей троицы любовь означала нечто совершенно иное, чем для обычных людей. Мы были далеки от понимания романтической привязанности, которую так любят изображать в фильмах и книгах. Мы стали непригодны для страсти такого рода. Теперь мы можем любить только друг друга. И это даже к лучшему.

В нашей любви не было боли или обмана. Не было ожиданий или сожалений. Она была безопасна. И бескорыстна. Она — это все, что мы имели. Но даже эта истина теперь оказалась неверной.

— Кам? Ты проснулась? — прошептала Анжела, стоя на пороге моей комнаты.

Я стиснула зубы. Как бы я хотела закрыть и запереть эту чертову дверь.

— Нет.

Расценив мой ответ как приглашение, Анжела вошла и забралась на мою кровать, обнимая меня сзади.

— Ты в порядке, любимка?

— Нет.

— Но будешь, милая. Будешь, — ответила она, крепко сжав меня своими руками.

Я хотела вырваться из ее объятий, но знала, что они больше нужны ей, чем мне. Сегодня я ее напугала. Дом часто был свидетелем бесчисленного количества моих кризисов, но для Анжелы они все еще были в диковинку. Конечно же, ей пришлось испытать подобное на своей шкуре, когда дело дошло до закрывшихся дверей и темноты, но у нее совершенно не было опыта с моей реакцией на воду. Мы ее об этом предупреждали, поэтому она была хоть немного, но подготовлена.

Сегодня она с Домом решили сделать так, чтобы мне было комфортно целый день, но я не хотела принимать их помощь. Я не могла позволить им нянчиться со мной на солнцепеке, вместо того, чтобы веселиться в воде, как все остальные. Почему они должны страдать из-за моих особенностей?

Возможно, доктор Коул была права на счет моих страхов. Может быть, они, действительно, были иррациональны. Сейчас я люто ненавидела эту, имеющую на все готовый ответ, суку.

— Не вини себя, — внезапно сказала Анжела, разрушая мой дьявольский план, в котором я ключом царапала первоклассную машину доктора. Или забрасывала ее кабинет яйцами. Или же, мне просто следовало смириться и признать, что она во всем была права.

— Я и не виню, — солгала я.

В молчании она обнимала меня еще несколько секунд, пока на меня не навалилась огромная, словно уродливая задница слона, действительность, которую я избегала.

— Блейн еще не звонил?

У меня поперек горла снова встал комок, словно насмехаясь над рыданиями, которые я пыталась сдерживать последние шесть часов.

— Без понятия. Я не знаю, где мой телефон.

Я знала, где он. Он, так же как и моя читалка и остальные вещи, был брошен на берегу озера во время моего поспешного ухода. Но даже, если бы он у меня был, я сомневаюсь, что Блейн позвонил бы мне. Да кто бы совершил такую глупость после того, как стал свидетелем той сцены? Кто, черт подери, захочет иметь дело с полным психом?

— Я думаю, что ты его оставила на берегу, — заметила Анжела, словно читая мои мысли. — Пойду позвоню одной из девочек, может, они его захватили.

Она соскользнула с кровати и пошла на выход, но у двери развернулась и послала мне мимолетную сочувствственную улыбку, а затем скрылась в коридоре. В эту минуту я хотела ее ударить. Я так устала от людей, смотрящих на меня подобным взглядом.

В какой-то момент я задремала, но меня разбудил шум за пределами открытой двери. Шарканье. Голоса.