Шрифт:
Мы привели пространные выдержки из сценария, дабы показать, что работа над ним отнюдь не сводилась к простому переложению романа для кино, а была по-настоящему творческой.
Островский помнил и часто повторял слова И. В. Сталина о том, что «кино в руках советской власти представляет огромную, неоценимую силу». Он говорил:
— Нам дали в руки могучее оружие — кино. И оно должно быть остро, как клинки сабель Первой Конной, когда мы гнали панов с нашей земли, оно должно быть непреодолимо, как наше наступление.
Поэтому он с такой требовательной настойчивостью, глубокой заинтересованностью и ответственностью отнесся к сценарию «Как закалялась сталь».
М. Зац вспоминает:
«Уже закончена намеченная на сегодня работа, уже потолковали о вещах, к работе отношения не имеющих, уже собираешься уходить, а Николай Алексеевич забирает рукопись и говорит:
— Ты эти бумаги оставь, я еще над ними с Александрой Петровной поработаю.
И остается со своим секретарем продолжать работу…» [101]
101
Послесловие к книге: Н Островский и М. Зац. Как закалялась сталь. Киносценарий. Изд. «Искусство», М… 1937.
С увлечением трудился Островский над сценарием. Но он понимал, что даже отличный сценарий— только часть дела. Многое зависит от режиссера и актеров. Поэтому он интересовался лучшими киноактерами страны, просил рассказать о ролях, сыгранных ими, хотел представить себе героев романа на экране.
«…Я не могу приехать к вам и вместе, дружной семьей создавать этот комсомольский фильм, — писал он, закончив работу над сценарием, коллективу Одесской кинофабрики. — Пусть каждый товарищ, от режиссера до рабочего-электромонтера, отнесется к этому делу с любовью. Пусть молодые артисты, которые будут воплощать в жизнь образы книги и сценария, глубоко продумают свои роли, чтоб многомиллионный наш зритель увидел на экране правдивые, страстные, порывистые, безгранично преданные своей партии образы первых комсомольцев и старых большевиков времен гражданской войны и последующих лет».
Сценарий [102] отнял у Островского уйму сил и времени. Но и в месяцы этой напряженной работы он не переставал накапливать материал для новых глав романа «Рожденные бурей», в его комнате не замирал «стремительный человеческий конвейер», не прекращалась борьба с «внутренними мятежами» предавшего его тела.
Ему читали присланные из Москвы документы гражданской войны, исторические мемуары, переводную польскую художественную литературу. С особой папке, озаглавленной «План», хранились аккуратно сброшированные тетрадки: «Предательская роль ППС в польско-советской войне», «Материалы по книге Рене Мартена «Франция и Польша», «Материалы по Красной книге».
102
К сожалению, этот сценарий так и не был воплощен в фильм. Впоследствии, уже после смерти Островского, режиссер М. Донской поставил фильм «Как закалялась сталь» по другому сценарию.
У его постели побывали новые люди; для каждого находилось приветливое дружеское слово, с каждым говорил о близком, родном. Приходили писатели А. Корнейчук, А. Караваева, Н. Рыбак, М. Светлов, Н. Огнев, М. Голодный, В. Герасимова.
Каждый день приносил теперь ему радость. В июле вышло второе украинское издание тиражом в 30 тысяч экземпляров. Спрос на книгу растет, и «Молодая гвардия» выпускает ее уже тиражом в 100 тысяч. «Как закалялась сталь» появилась в издании «Роман-газеты». Роман издают в Ростове и Краснодаре. Журнал «Интернациональная литература» печатает его на французском, английском и немецком языках.
Только бы не подвело здоровье! Но в августе 1935 года болезнь снова пошла в наступление.
«Предатель-здоровье вновь изменило мне, — писал Островский А. Караваевой 2 августа. — Я неожиданно скатился к угрожающей черте… Полный месяц врачи пытаются приостановить это падение, вливая в меня внушительное количество разных лекарственных жидкостей. Но отступление пока продолжается. Я с грустью вспоминаю о том, что еще недавно я мог работать по 15 часов в сутки. А сейчас с трудом нахожу силы лишь на три часа… Тысячи писем [103] , полученных мной со всех концов Союза, зовут меня в наступление, а я занят ликвидацией внутреннего мятежа».
103
В 1934 году Островский получил 1 700 читательских писем, а за 10 месяцев 1935 года — 5 120.
Собрался консилиум. Врачи снова предложили ему поберечь себя и на некоторое время оставить литературную работу. Островский запротестовал. Один из врачей, участвовавших в консилиуме, приводит слова больного:
— Знаю, что я недолговечен, во мне тлеет пожар, который всей силой своей воли я подавляю, и временно мне это удается. Необходимо использовать данную мне природой передышку, чтобы успеть отдать народу все, что я еще смогу создать. Времени у меня осталось немного, еще один грипп, и тлеющий пожар вспыхнет и спалит меня. Я должен торопиться [104] .
104
«Ленинградская правда» от 26 декабря 1936 года.
В цитированном уже письме к А. Караваевой Островский писал: «Несмотря на всю опасность, я, конечно, не погибну и на этот раз, хотя бы уже потому, что я не выполнил данное мне партией задание».
В «задание» входило: написать после сценария «Как закалялась сталь» три части романа «Рожденные бурей» {«и не просто написать, а вложить в эту книгу огонь своего сердца»); книгу о счастье Павки Корчагина («непременно»), книгу для детей «Детство Павки» («должен написать»); книгу о Семене Михайловиче Буденном (об этом есть упоминание в воспоминаниях М. Заца) и еще сборник юмористических рассказов (о нем Островский говорил автору данной книги) [105] .
105
Р. П. Островская, описывая свою первую встречу с Н. Островским в Новороссийске, вспоминает, как насмешил он ее своим мастерским рассказом о «мумуарах» некоего Квасмана, с которым он встретился в харьковской клинике. «Мумуары» Квасмана состояли из 27 толстых конторских книжек. На протяжении 23 лет он аккуратно заносил в них все свои сугубо личные и сугубо мелочные переживания, вроде того что «за завтраком попалось тухлое яйцо» или «сегодня сердце дало перестук». Автор «мумуаров» был убежден, что его записи представляют общественный интерес. Когда Островский в шутку предложил было ему продать книги, Квасман всерьез ответил: «Тю-тю-тю… Не на такого напали. Один здесь уже двести рублей предлагал, но я знаю, чего стоит мое произведение. Ого-го!» Воспроизведя этот рассказ, Р. П. Островская пишет, что уже тогда в рассказчике чувствовался художник, наделенный огромной наблюдательностью и мягким юмором. Для нас также несомненно сатирическое дарование Островского.