Она направилась в Златоуст не одна. К ней был приставлен Петров Леня - охранник из "Черных Вдов", бывший офицер-пограничник. Ехали будто бы и не вместе, но бдительный и осторожный крепыш не спускал глаз с подопечной.

Кудрина не имела при себе огнестрельного и холодного оружия - все необходимое в операции она должна была получить в Златоусте от доверенных лиц местной мафии. Петров же держал при себе "Скорпион" с "глушителем", несколько обойм, два пистолета модели "АПБ" конструктора Неугодова А.С. и несколько гранат "ГР-7".

С этим арсеналом боевик мог при хорошем раскладе положить уйму народа ради жизни Четвертой, и он был готов пойти на все.

Никиту удивляли такая преданность, храбрость, чувство самопожертвования, превосходящее самосохранение. Смертниками эти люди не казались. То ли фанатики, то ли хорошо оплачиваемые, по природе бесстрашные и чересчур целеустремленные люди.

Когда во имя жизни, счастья и блага - можно допустить!

Но если это направлено во вред человеку - нужно пресекать подобное!

Никита придерживался последней идеологии, так как последняя больше соответствовала действительности.

Он выцепил их на стоянке в Златоусте.

Оба - и Вдова, и ее охранник - вышли в самую последнюю минуту, страхуясь и контролируя возможный "хвост".

Топорков, заметив объект на перроне, впопыхах сложил и без того собранную сумку, ринулся из купе, на ходу попрощавшись с попутчиками и одевая куртку.

Из вагона он выпрыгнул в ста пятидесяти метрах от все еще видимой парочки, юркнул в кусты суховатой рябины и под овации пассажиров поезда и глазеющих зевак перемахнул забор, крутую лестницу и скрылся за зданием багажного отделения.

Все это он преодолел без усилий, автоматически и молниеносно, будто всю жизнь только этим и занимался. В молодости-то Никита, и правда, набил оскомину на подобных выкрутасах и каскадерских кульбитах!

Постпраздничного настроения в старом уральском городке не чувствовалось, да и хорошая погода тоже не ощущалась.

Те же скучные, постные и угрюмые лица, снующие туда-сюда, что и в родной Шумени, что и в Москве. Серые улицы, привычные автобусы и гудящие автомобили всевозможных марок. Грязь и какой-то приторный въевшийся запах пыли, смога и (почему-то) штукатурки.

В этом отношении города России очень похожи!

Такси Никиты следовало за "Опелем" синего цвета от самого вокзала до улицы Дружбы, затем парень быстренько расплатился и поймал частника.

Не теряя объект из вида, Топорков остановился возле супермаркета, попрощался с водителем и зашагал во двор желтой пятиэтажки.

Он не знал полностью плана Четвертой, да и не хотел дожидаться наверняка летальной развязки путешествия с конечным пунктом в Челябинске.

Нужно было действовать быстрее, скоро, сейчас!

Не дать Вдове достичь цели. Не дать совершить один из пунктов страшной операции. Предотвратить вариант нового покушения на Секретаря и план очередной пакости в его адрес. В адрес его доброго имени!

А что можно было сделать в подобной ситуации?!

Сейчас? Да, сейчас!

Или никогда!

И Истребитель положился на внутренний голос. Мол, действуй, паря!

Старый дворик с гравием вместо песка в песочнице, исковерканной ножичками, загаженной плевками и окурками беседкой и сломанными детскими качелями был пуст.

Кроме кодлы приблатненных, навороченных ребят у одного из подъездов, во дворе никого не было видно. Ни детворы, ни старушек, ни прохожих.

Синий "Опель" высадил женщину и двух мужчин (уже двух!) у соседнего подъезда и отбыл в неизвестном направлении.

Никита заметил, как тройка людей прошествовала внутрь жилого дома, а сам подрулил к кучке ребят неопределенного возраста. Смело и решительно подошел к ним и попросил... прикурить.

Топорков никогда не курил и не баловался этим, но в данной ситуации в этом маленьком незнакомом городке возникла необходимость отвлечь парней и ничем не привлечь к себе их внимания.

Просто - шагнул, попросил, прикурил (или нет) и ушел!

Но развязные, понтующиеся, все из себя ребята оказались на порядок тупее и дебильнее, чем ожидал Никита.

Тот, к которому он обратился с распространенной во всем мире фразой, воспринял просьбу как наезд или оскорбление, хотя в голосе Топоркова совершенно отсутствовали какая-либо интонация или пафос.

– Чего-о?!
– скривился амбал в грубой кожанке.

– Прикурить, - еще более спокойней и ровней сказал Никита и откровенно взглянул прямо в глаза незнакомцу, - ну дай, брат, пожа...