Сааков собирается с мыслями, ворочая на столе свои руки. Они у него напоминают корни дерева. Жилистые, узловатые с вздувшимися венами.

— У меня вон какое дело, Докер. В стране у нас завелось много служащих. Все ходят с портфелями! Человек с портфелем съедает половину государственных денег. А польза?.. Ведь немного пользы от бумаги, не правда ли?.. Потом, как бы плохо служащий ни работал, ему все равно идет жалованье. Зачем ему думать, зачем искать, зачем волноваться?

— Что же ты предлагаешь, отец? — нетерпеливо спрашиваю я. — Работать ему бесплатно?

— Нет, не бесплатно. Во всяком деле должна быть заинтересованность. Всюду надо ввести сдельную оплату. За примером далеко ходить не надо. Вот мы работаем, и сдельщики работают. Кто больше делает? Сдельщики! В три-четыре раза! А почему? А потому, что за это они больше и получают. Понимаешь, о чем я говорю?.. Ну, а жалованье — совсем уж убивает торговлю!

Где я слышал про все это? Ну да, разговоры на эту тему часто у нас во дворе любил вести наш сосед, кабатчик Нерсес Сумбатович!

Угрюмый старик продолжает развивать свою мысль:

— Фабрики, заводы, промыслы, шахты, конечно, должны принадлежать государству. Тут никто не может спорить! Я и раньше, еще при царе, был против частной собственности. Крупной, конечно. Большая оптовая торговля тоже должна принадлежать государству. Но всякую там мелочь надо оставить частнику. Иначе некому будет думать о людях. Я говорю о кебабных, пивных, часовщиках, лудильщиках. Государству заниматься мелочью некогда и не очень интересно, маленькие доходы. Государство занято большими делами. Пятилетку выполняет! Строит Днепрострой! Строит тракторный завод! Все это хорошо. А кто будет думать о человеке!.. Вот тебе, скажем, надо подбить подметку. Оторвалась подметка!.. Куда ты пойдешь? В артельную мастерскую?.. Но там эту пустячную работу тебе сделают через три дня. А частный сапожник подметку прибьет при тебе же!.. Тебе хорошо, ему хорошо. Или, скажем, ты захотел пива с горохом. В государственной пивной продают пиво, но нет гороха. А почему — нет? А потому, что заведующему неинтересно возиться с горохом. Для него это лишняя обуза. А частник не ленился. Он думал о людях… Но не стало частных пивных — не стало и гороха. Понимаешь, о чем я говорю?.. Ты лишился гороха, заботы о себе…

— Думаешь, отец, у частника такая уж трогательная забота о людях?.. Я вот некоторое время работал в «Поплавке» — была такая пивная у нас в доме, где я жил. Хозяин мой, Нерсес Сумбатович, тоже «заботился»: завел в пивной заедки — горох, воблу, черные сухарики. А для чего? Из любви к посетителям?.. Ему было плевать на них, он даже пиво разбавлял водой! Заедки ему нужны были, чтобы пригвоздить, как он говорил, посетителя к столику. Чем больше посетитель съест гороху или сухариков, тем больше выпьет пива. А чем больше выпьет, тем больше у хозяина будет дохода. А ты говоришь о «заботе»!..

— Ну, может быть, пример с горохом и не совсем удачный. Но одно я знаю: только в союзе государственного и частного капитала — знаешь, как Серп и Молот? — страна может идти вперед, строить новые заводы, развивать свою торговлю.

— Так это же у тебя не просто советы, а целая политическая программа, отец, — говорю я.

— Почему — программа?

— Да потому, что все, что ты говоришь, — основа нашего спора со всякими уклонистами. Разве не читаешь в газетах? Мы, например, это недавно проходили в школе на уроке обществоведения.

— А не кажется ли тебе, Докер, что мы раньше времени свертываем нэп? Ленин, говорят, рассчитывал его на многие годы?

Что я знаю на этот счет, что ему ответить?

— Я, конечно, могу оформить твои мысли в виде письма. Но согласиться с ними?..

— Не можешь!.. Боишься?..

— Нет, не боюсь, но не хочу.

— А почему?

— А потому, что все частники — жулики.

— Это тебе, наверное, моя Зарочка сказала? А работники кооперации? Слышал про их судебные процессы?

— Слышал.

— Ну и что скажешь?

— Конечно, и там есть жулики. Но это потому, что в кооперации пока работает много бывших частников. Вот вырастут у государства свои кадры торговых работников, тогда они всех и заменят. Тогда не будет жуликов.

— И ты в это веришь?

— Верю.

— Ты во все веришь!.. Ох, Гарегин, тяжело тебе будет жить на свете!.. Когда будешь в моем возрасте, вспомнишь наш сегодняшний разговор, скажешь: неглупые вещи говорил Сааков.

— Да что я вам в писари, что ли, нанялся?.. Пошли вы все… ко всем чертям! — вдруг почему-то взрываюсь я.

Угрюмый старик с изумлением смотрит на меня. Говорит наставительно:

— Вспомни, когда тебя принимали на работу, я тебе помогал. Я думал — ты взрослый человек. А ты мальчишка! — И он начинает по номерам складывать свои тетрадки.

Я вскакиваю со скамейки, пытаюсь в бешенстве наговорить ему кучу гадостей.

Но он опережает меня:

— Вспомнишь, вспомнишь наш разговор!..

Я свищу.

— Ну, когда я буду в твоем возрасте, пожилым человеком, мне будет плевать — кто заботится о мелочах, кто стоит за прилавком.