На следующее утро после приезда в Вену Вильгельм Флис пришел в приемную Зигмунда для осмотра Эммы и провел ряд исследований.

– Нет сомнения, Зиг, причина неприятностей у этой молодой женщины связана с дыхательными путями, – объявил он. – Требуется их расширить. Нынешнее состояние не только может вызывать боли в желудке, но и оказывает расстраивающее влияние на ее половые органы.

– Тогда, Вильгельм, ты думаешь, что ее следует оперировать?

– Несомненно. Это легкая операция. Я сделал их сотни. Ей придется пробыть в больнице лишь два дня.

– Но тебя не будет здесь, чтобы ухаживать за ней.

– Послеоперационный уход нужен, но ты сам можешь изъять тампон через несколько дней. Она вернется в нормальное состояние за одну–две недели. Назначай операцию на завтра.

– Мы проведем ее в санатории «Лоев»; это хорошо оборудованный частный госпиталь. Спасибо тебе, Вильгельм.

Операция прошла успешно. Флис возвратился в Берлин. Эмму забрали домой. На следующий день, когда Зигмунд вошел в ее спальню, он почувствовал дурной запах. Осмотрев ее нос, он увидел дрожание слизистой. Из–за острой боли она не спала всю ночь. Он дал ей болеутоляющее. На следующий день вышел осколок кости и началось кровотечение. Через день Зигмунд не смог промыть носовой канал. Он понял, что Эмма в опасности. Пригласил доктора Герзуни, тот прибыл немедленно. Специалист по болезням носа, сделав упор на недостаточном дренаже, вставил резиновую трубку и сказал Зигмунду, что придется вновь ломать кость, если трубка не удержится. Воздух был насыщен зловонием.

На следующий день рано утром Зигмунда разбудили сообщением, что у Эммы сильное кровотечение. Доктор Герзуни смог прийти только вечером. Зигмунд попросил отоларинголога доктора Рекеля посетить Эмму. К приходу Рекеля кровь шла у Эммы не только из носа, но и изо рта. Запах в комнате был нестерпимым. Доктор Рекель прочистил нос, извлек спекшиеся сгустки и тампон, затем внимательно уставился на что–то, повернулся к Зигмунду и спросил:

– Что это?

Зигмунд посмотрел и ответил:

– Не знаю. Что это может быть?

– Нить. Взгляну, в чем дело.

Он взялся за конец нити и потянул. Он тянул… тянул… и тянул до тех пор, пока не вытащил почти полметра марли, оставленной доктором Флисом после операции в носовой пазухе Эммы. Поток крови буквально вырвался из Эммы; она пожелтела, затем побелела, глаза вылезли из орбит. Зигмунд тронул пульс: он едва прощупывался. Над Эммой нависла смертельная опасность. Доктор Рекель действовал быстро, вложил в пазуху смоченную раствором йода марлю. Кровотечение остановилось.

В состоянии, близком к обмороку, Зигмунд выбежал в соседнюю комнату и выпил стакан воды. Он был в ужасе. Если бы марлю не заметили еще несколько дней, Эмма умерла бы от интоксикации. Растущее понимание того, что не следовало разрешать операцию, вызвало новую волну тошноты. Операцию следовало провести докторам Герзуни или Рекелю, которые обеспечили бы и послеоперационный уход; но, подобно пригоршне ледяной воды, брошенной в лицо, сознание поразила мысль, что неполадки у Эммы, будь то соматические или психические, не имели никакого отношения к носу. Операция была большой ошибкой. В этом озарении он осознал, что не было ничего плохого ни с носом Флиса, ни с его собственным!

Кто–то дал ему рюмку коньяка. Он проглотил его залпом, собрался с силами и вернулся в соседнюю комнату, где договорился поместить Эмму в санаторий «Лоев». Там врачи Рекель и Герзуни повторили операцию. Когда врачи ушли, Зигмунд остался у койки Эммы, и они оба понимали, как близко была она к смерти от кровоизлияния. Эмма приветствовала его широко открытыми глазами с искоркой задора. Указывая пальцем на грудь, она сказала:

– Это и есть сильный пол.

Он страшился написать отчет Флису. Он знал, что Вильгельм будет огорчен, но он не осуждал его. Флис сделал операцию, но, если бы Эмма умерла, ответственность лежала бы на Зигмунде. Эмма была его пациенткой. За годы обучения и практики он принял на себя ответственность за смерть одной пациентки в Городской больнице, которой дал предписанную ей дозу безвредного лекарства, но у женщины оказалась на него аллергия.

В письме он постарался по мере возможности облегчить переживания Флиса, рассказал ему, как он был расстроен тем, что «эта промашка случилась с тобой». Он переложил вину на плохую марлю… «Обрыв марли с йодоформом, – писал он, – один из несчастных случаев, какой бывает с самыми удачливыми и осторожными хирургами… Герзуни упомянул, что у него был схожий опыт и поэтому он употребляет тампоны вместо марли…»; Зигмунд бросил упрек доктору Рекелю за извлечение марли до перевозки Эммы в больницу; закончил заверениями Флису, что «…никто не упрекает тебя, да я и не вижу, за что… Будь уверен, мое доверие к тебе неизменно».

Эмма выздоровела через несколько месяцев. По мере восстановления ее сил усилились нелады с желудком. Операция носа ничего не исправила. Она возвратилась на Берггассе и возобновила лечение. Ее поведение не изменилось. Зигмунд уже не сомневался, что ее недомогание было вызвано тем, что ее интимная жизнь резко оборвалась. Он объяснил сексуальную этиологию ее невроза, обрисовал методы подавления и защиты, так блестяще применяемые подсознанием, одержимость и навязчивые страхи, возникающие из–за неспособности высвободить надлежащим образом психическую энергию.