ее) И действительно, история христианской Церкви представляет нам поучительнейший пример любви к отечеству в первенствующих христианах. Их ненавидели, гнали, мучили, убивали и кто же это? – Свои же сограждане, соотечественники и нередко даже свои ближайшие родственники и домашние, а христиане не только не питали никаких враждебных чувств против своих соплеменников и соотечественников, но всем, чем только могли, содействовали благу и пользе их. Они безропотно несли все гражданские повинности, со всей верностью служили в войсках, никогда не позволяли себе нарушать общественного спокойствия, со всем усердием исполняли все государственные постановления; и только когда требовали от них отречения от Христа, поклонения идолам, принесения им жертв и т. п., они справедливо отвечали врагам и мучителям своим: «Надобно повиноваться более Богу, нежели людям» (Деян. 4, 19, см. «Письмо» к Диогнету; 1 Аполог. Иустина муч., гл. 12 и др.).

жж) Равно история и нашего собственного отечества представляет нам множество самых великих жертв, принесенных для блага и спасения Церкви и государства лицами обоего пола, всякого звания, положения и состояния, например, во время владычества татар, появления самозванцев, нашествия поляков или галлов и проч. Такие примеры благочестия и доблестей предков наших заслуживают от нас всегдашней почтительной и благодарной памяти и вместе ревностного подражания, если мы хотим оставаться достойными их потомками.

III. Представленные священно-исторические примеры любви к отечеству и соображения здравого разума побуждают каждого из нас, братия, относиться со всей искренностью и теплотой любви к своей родине, счастье которой должно быть и нашим собственным счастьем, равно как и бедствия и скорби которой должны быть и нашими личными бедствиями и скорбями. Аминь. (Составлено по слову прот. Н. Благоразумова, помещенном в «Душеполезном чтении» за 1891 г., июнь, стр. 268–273).

I. В день рождения Благочестивейшего и Человеколюбивейшего нашего Царя, деятельно помогающего бедным и несчастным во время общественных бедствий, отвращающего своим мудрым правлением кровопролитные войны, содействующего в духе христианской любви умственному, нравственному и промышленному развитию и процветанию России, да будет уместно сказать несколько слов о человеколюбии.

II. а) Иметь нужду еще учиться начаткам человеколюбия кажется странно для человека. Не странно ли было бы вообразить гортань и легкое, которые бы сказали: научи нас дышать; или вообразить око и ухо, которые бы сказали: научи нас видеть и слышать? Если ты око, то ты естественно видишь; если ты ухо, то и без науки слышишь; если ты сердце, то ты любишь; сердцу же человека всего ближе любить человека, и притом естественнее простирать любовь к другим человекам, нежели возвращать ее к самому себе, подобно как оку свойственно не себя видеть и уху не себя слышать, но другие предметы, лица, звуки и голоса.

б) Как для человека, по самому понятию о человеке, странно иметь нужду в учении начаткам человеколюбия, так для христианина, по понятию о христианине, стыдно даже и то, если он и знает и имеет не более, как начатки человеколюбия, и если оно еще не соделалось в нем, по выражению древнего мудреца, духом разума человеколюбивым (Прем. 7, 22, 23), или, по изречению апостола, премудростию яже свыше, исполненною милости и плодов благих (Иак. 3, 17).

Так как христианину свойственно в духовном созерцании видеть весь род человеческий одним родом и одним племенем, а род христианский даже одним телом: ибо единем духом мы вси во едино тело крестихомся, аще иудеи, аще еллини, или раби, или свбодни: и вси единем духом напоихомся (1 Кор. 12, 13), то такое созерцание должно производить в христианине всеобъемлющие мысли человеколюбия, какова следующая мысль возлюбленного апостола Павла: аще страждет един уд, один член тела, один человек, с ним страждут вси уди, все человеки по человеколюбию: аще ли же славится един уд, один человек, с ним радуются все уди, все человеки по любви (1 Кор. 12, 26).

Если ты называешься христианином, а любишь только родных друзей, знакомых, – одним словом, любящих тебя, то ты напрасно называешься христианином: ты носишь в таком случае чужое, не принадлежащее тебе имя; люди, которые любят только любящих, правильно называются грешниками, мытарями, язычниками, а не христианами. Так называет их слово Божие, которое, без сомнения, не погрешает в наименованиях: грешницы, – говорит оно, – любящия их любят (Лк. 6, 32): не и мытари ли тожде творят? Не и язычницы ли такожде творят? (Мф. 5, 46–47).