До этого мы имели в виду французских крестьян; теперь же обратимся к средневековой Германии. Здесь мы встретим сравнительно большую зажиточность, большее довольство. Чтобы понять причину такого различия, остановимся на нескольких фактах.

До XII века положение крестьян в Германии было весьма тяжелое, но начиная с этого времени оно стало заметно улучшаться. Многие обстоятельства благоприятствовали этому. Прежде всего следует сказать о городах, которые вообще имели в этой стране большее значение, чем во Франции, — они быстро развивались благодаря постоянной поддержке со стороны императоров, видевших в городах оплот своей власти в борьбе против князей, стремившихся к полной независимости. Имперские, то есть стоявшие в непосредственной зависимости от императоров, города пользовались дарованным им правом принимать в число так называемых «свайных граждан» перебегавших к ним крестьян; они назывались «свайными», потому что им отводились для поселения городские предместья, вне свайных частоколов, окружавших город. Кроме того, в конце следующего, XIII столетия в деревнях образовался особый класс крестьян, которые, не покидая деревни, приобретали право гражданства в соседних имперских городах и благодаря этому уклонялись от несения той или другой повинности. Большая часть войн, происходивших в XTV и XV веках в Германии между дворянами и городами, вызывалась именно тем, что города принимали крестьян под свою защиту.

Другой причиной, содействовавшей улучшению сельского быта в Германии, было распространение в северной части ее нидерландских колоний. Северная Германия, опустошенная немцами, истреблявшими здесь славянские племена, нуждалась в населении, а голландцы, страдавшие от наводнений в своей стране, охотно селились на чужбине, тем более что они приобретали при поселении своем в Германии большие льготы: сохраняя личную свободу, они получали земли в наследственное владение, имели свой собственный суд и за все это платили незначительные подати. Что касается Южной Германии, то здесь с исхода XII столетия крестьяне обладали угодьями как свободные землевладельцы и гордо противопоставляли себя местному рыцарству.

Духовенство в Германии первое поняло значение льготных условий для улучшения земледелия и стало ставить в такие условия местных, подвластных ему земледельцев. Примеру духовенства последовали и светские землевладельцы, основывая отношения со своими крестьянами на «фламском» (то есть фламандском, голландском) праве. Благодаря этому в период времени с XIII до конца XV века большая часть крестьян в Северной Германии сделалась наследственными арендаторами: если они и не были вполне свободны, то, во всяком случае, не имели основания жаловаться на свою судьбу. Рядом с ними встречались, правда, и закрепощенные земледельцы, но зато здесь существовали и совершенно свободные сельские общества, устройство которых было сходно с устройством городов. Весьма ценным приобретением для крестьян стали особые грамоты, точно определявшие взаимные права и обязанности землевладельцев и крестьян.

Все это, конечно, отразилось и на отличиях немецкой крестьянской свадьбы от французской. В Германии свободный крестьянин, желавший жениться, прежде всего заручался согласием на этот брак своих родных, а потом и родных невесты. Затем договаривались о размерах приданого от обеих сторон. В одном стихотворном произведении XIV века «О свадьбе Метцы» рассказывается, что невеста принесла жениху в приданое лошадь, козла, теленка, поросенка, корову и три улья пчел, а жених невесте — кусок земли, засеянной льном, двух овец, петуха с курами и некоторое количество денег. Так слагалось будущее хозяйство молодых.

Часто свадьба происходила сразу же, как приданое было в сборе. Она имела характер гражданского договора между сторонами. И та, и другая стороны выбирали особых свидетелей из числа людей с незапятнанной репутацией. Какой-нибудь почтенный старик спрашивал в присутствии свидетелей, родных и знакомых жениха и невесты об их взаимном согласии на брак, и все дело ограничивалось утвердительным ответом с их стороны: как только они отвечали утвердительно, свадьба считалась совершенной. В стихотворении «О свадьбе Метцы» говорится, что свадебное пиршество совершилось в доме жениха, так как он был просторнее дома невесты. В самом доме поместились все приглашенные на свадьбу, а за дверьми стояла большая толпа любопытных.

Необходимой принадлежностью крестьянской свадебной пирушки был музыкант, игравший во все время обеда и после него, пока вино, которым его усердно потчевали, не лишало его возможности заниматься этим делом.

Как в еде, так и в питье крестьяне обнаруживали поразительный аппетит. Блюда, подававшиеся на стол, отличались сытностью, все готовилось в большом количестве, а между тем после окончания обеда не оставалось ни крошки. Усердно истреблялись белый хлеб, пшенная каша, особый соус из репы с кусками сала, жареные колбасы и, наконец, мусс — особое блюдо, служившее десертом, в основе которого была овсяная или манная крупа. Приглашенные на празднество гости жадно накидывались на яства; о какой-либо опрятности при этом речь, конечно, не шла. Обедали до того основательно, что у некоторых гостей лопались пояса, а наиболее благоразумные и осторожные люди распускали их заблаговременно; пили с таким же усердием, так что в следовавших после обеда танцах принимали участие далеко не все участники обеда. По окончании свадебного пиршества невеста отводилась в предназначенный для молодых покой, причем старалась как можно более ломаться, плакать и жаловаться на судьбу — всего этого требовал обычай.

На следующее утро молодые дарили друг другу подарки — так называемые «утренние дары». И только в этот день они отправлялись в церковь.

Это событие в жизни крестьянина, как и многие другие, окружалось целой сетью суеверий и предрассудков. Важным вопросом был выбор дня свадьбы, так как и от этого, по тогдашним взглядам, зависела вся будущность молодых. Лучшим временем для свадьбы считали ту пору, когда прибывает месяц, а из дней самыми счастливыми считались воскресенье и вторник. Но в те годы, когда на вторник приходился день избиения младенцев (28 декабря) [92] , место вторника занимал понедельник, так как вторник, при указанном условии, оставался несчастливым днем в течение целого года.

В деревнях средневековой Германии господствовало широко распространенное и у нас суеверие, по которому май считается неблагоприятным месяцем для вступления в брак. У нас существует мнение, что люди, поженившиеся в мае, будут «маяться» всю жизнь, а тогда веровали, что майский брак непременно должен повлечь за собою скорую смерть одного из молодых. Такое же несчастье должна была повлечь за собою свадьба, совершенная в то время, когда в деревне был покойник. Впрочем, последний обычай не требует особенных объяснений. Он ясен сам по себе: население деревни немногочисленно; большею частью обитатели ее состоят друг с другом в более или менее близком родстве, и событие, происшедшее в одном доме, является событием для всей деревни; почти вся деревня участвует так или иначе и в похоронах, и в свадебных торжествах. При таких условиях совпадение ритуала печального с ритуалом радостным немыслимо, как немыслимо оно среди людей, живущих под одною крышей.