К ночи Жижка пробился до монастыря св. Фомы. Вся Малая Сторона была в его руках. Справа ею люди добрались до градчанских стен. Десятки домов Малой Стороны стояли в пламени.

Гулкая пальба пушек, непрерывный набатный звон, сзывавший гуситов на бой, зарево пожаров, игравшее алыми сполохами на зеркальной глади Влтавы, — народная Чехия вступала на трудный и славный путь…

В ту ночь королева Софья так испугалась яростного натиска воинов Жижки, что бежала из Пражского замка потайным ходом. Ее сопровождал молодой Ульрих Розенберг, сын умершего Генриха Розенберга.

А люди Жижки, опьяненные успехом, захватив богатую добычу— множество оружия, коней, пушек, с победными криками вернулись обратно на правый берег Влтавы. Идя следом за ними, католики вновь заняли оставленную победителем Малую Сторону и принялись грабить и жечь все, что еще уцелело от разрушения.

Пять дней кряду Малая Сторона переходила из рук в руки.

Тем временем Немецкий патрициат королевских городов — Кутной Горы, Часлава, Коуржима, Колина — объявил войну мятежной Праге.

К Ченку непрерывно шли подкрепления: наемники-немцы, иноземные рыцари, чешские паны-католики.

А Жижка, Николай из Гуси, Коранда скликали из всех краев Чехии в Прагу своих сторонников — крестьян и городскую бедноту. Жижка снова стал готовиться к давно задуманному удару — штурму Пражского замка. Овладеть им и всем Градчанским холмом — значило сделать Прагу неприступной народной твердыней. Тот, кто держит Выше-град и Пражский замок, крепко держит в своих руках и оборону всей Праги.

Но расчетам и надеждам Жижки положили конец богатые бюргеры Праги, советники обеих ратуш и магистры университета. Этих новых господ чешской столицы очень пугало широкое движение народа и трудности длительной войны.

«Пора пойти на мировую!» — стало теперь кличем всех, кто боялся народа и предстоящей долгой борьбы.

«Наша торговля, — рассуждали пражские купцы, — скоро придет в полный упадок. Если военные действия затянутся, мы вынуждены будем месяцами содержать в стенах Праги пришельцев, крестьян и ремесленников, которые нас и так уже объели. А Ченек и королева, — говорили эти лицемеры, — вовсе не желают нам зла. Служа Сигизмунду, они в душе такие же сторонники чаши, как и мы сами».

Должно быть, именно в это время Жижка и Николай из Гуси, настаивавшие на борьбе с Сигизмундом, его регентством и католическим панством, ясно осознали, что у них свой, отдельный от пражских бюргеров путь. Вожди крестьянско-плебейского крыла гуситов на каждом шагу могли убедиться, что столичные бюргеры, даже самые ярые «подобои», стоят на иных позициях, чем они.

Надо было показать всей крестьянской и плебейской Чехии, что новые богатеи чешской столицы — ненадежные союзники в антифеодальной войне. Тонкий политик Николай из Гуси стал настойчиво требовать у магистров университета — этих идеологов умеренного бюргерского гуситства — ответа на вопросы коренной важности: во-первых, «обязаны ли власть имущие защищать мечом правду божьего закона?» и, во-вторых, «если светские власти не проявляют должного рвения в защите мечом этой правды, переходит ли обязанность защищать ее на простой народ?»

Магистры Пражского университета оказались в большом затруднении. Эти узколобые начетчики дрожали от страха перед бурею все растущего крестьянского антифеодального движения. За годы, протекшие от казни Гуса, магистры успели в вопросах богословских сильно «поправеть» и теперь искали путей сближения своего весьма умеренного «подобойства» с католичеством. Как пишет К. Маркс, «только цинизм и гонения Констанцского собора против этих педантичных схоластов заставили их пойти дальше» [29] — дальше обычных обрядностей самого правоверного католичества.

Но наряду с такой откровенной готовностью магистров пойти «назад от Гуса и Иеронима» [30] они все же очень боялись порвать связи с народным гуситским движением и остаться наедине, лицом к лицу, с мстительной и жестокой Римской курией.

Пражским магистрам приходилось лавировать. Вопросы Николая из Гуси поставили их в очень трудное положение. После долгих колебаний они в конце концов, в середине ноября, ответили: «Тяжко и опасно советовать нашим общинам верующих вступать в телесный бой [31] . Лучше избрать путь христианского терпения. Однако если светская власть противится богу и его законам, то бог допускает, чтобы христианские общины телесным боем защищали его закон».

Такой ответ и нужен был крестьянским вождям. Вацлав Коранда помог народным массам сделать из «мудрого» решения магистров нужный вывод. Он заявил: «Паны и городские пражские власти впали в такую леность, что не хотят защищать мечом правду закона божия. А если так, то простой народ сам и может и должен взяться за оружие для защиты этой правды, для искоренения противников ее». Этот вывод имел огромное значение для крестьянско-плебейских масс. Они поняли решение университета так, что сам бог возлагает на их плечи задачу, от которой ленивые пражские господа отлынивают, — биться насмерть с теми, кто идет против правды.