Вторник, 7 августа 1945 года Газеты – как всегда, ничего общего не имеющие с общественным сознанием, – ликуют из-за бомбы, предрекают неисчислимые выгоды, которые сулит миру открытие атома. Теперь «Королеве Мэри» для пересечения Атлантики понадобится «лишь капля нового топлива» – всё в таком духе.

Среда, 8 августа 1945 года Рэндолф в Лондоне. Россия объявила войну Японии.

Четверг, 9 августа 1945 года Теперь газеты, сообразуясь с общественным мнением, выражают «озабоченность» в связи с созданием атомной бомбы. Каждый считает своим долгом публично выступить со своим мнением по этому вопросу. Даже я, оставшись наедине с самим собой, сел писать заметку в «Тэблет» на эту тему, но, слава Богу, одумался и порвал написанное.

Иклфорд, Хитчин,

среда, 15 августа 1945 года

Подписан мирный договор. Всеобщее ликование. Весь день пьян – в большей или меньшей степени. Забрал Оберона у Элдонов и отвез его на машине в Иклфорд. Мальчик вел себя вполне пристойно.

Написано в пятницу, 31 августа,

отель «Гайд-Парк»

Мальчик Оберон прожил в Иклфорде неделю и снискал всеобщую любовь, даже мою, из-за чего было решено взять его с собой в Лондон и поводить по городу. По приезде, в среду, повел его в зоопарк, где было полно представителей низшего сословия и совсем не было зверей, за исключением кроликов и морских свинок. В пятницу посвятил ему целый день, нанял машину, которая забрала его из Хайгейта и вечером отвезла обратно. Чего я только не делал, чтобы доставить ему удовольствие: и поднимался с ним под купол собора Святого Павла, и накупил ему игрушек и треугольных почтовых марок, и показал Лондон с последнего этажа отеля, и поил чаем в обществе Мейми, подарившей ему соверен и коробку разноцветных спичек. И тем не менее по возвращении на вопрос моей матери: «Ну как, хорошо провел время?» он ответил: «Не ахти», после чего я посчитал себя свободным от родительских обязательств и в понедельник отправил его из Хайгейта в Пикстон, препоручив заботам Габриэлы. Сам же зажил привычной жизнью: отель «Гайд-Парк» – клуб «Уайт» – книжный магазин Нэнси – закусочная «Бифштекс», где меня ожидало очередное бедствие в лице лорда-канцлера (графа Джофитта. – А. Л. ). Ходил ужинать со своим кузеном-коммунистом Клодом, и тот всячески отговаривал меня от чтения троцкистской литературы. Пренебрег его советом и с несказанным удовольствием прочел «Ферму животных» Оруэлла.

Прочел также, проникшись огромным уважением к автору, «Путешествие в Индию» [393] . Помимо основных тем почему-то запомнились яйца на пикнике и крики «Эсме, Эсмер!» на судебном процессе». Чудно́. <…>

Суббота, 8 сентября 1945 года Последние дни в Лондоне. Служащий гостиницы в Куин-Энн-Меншнз упаковывает мои книги – они едут в Стинчком. Лора – надо надеяться, столь же тщательно – укладывает в это самое время вещи в Пикстоне. Все бумаги, связанные с моей службой в морской пехоте, по всей вероятности, затерялись, и с отставкой заминка. Но я не ропщу. В понедельник переезжаю в гостиницу на Беркли-Роуд, а в среду сплю уже в Пирс-Корте. Нэнси отбыла в Париж, и теперь по утрам мне нечем себя занять. Алек уехал в Нью-Йорк, и мать осталась одна. Еду к ней завтра. Побывал на чудесном спектакле «Веер леди Уиндермир» [394] . <…> В прошлый вторник вечером сильно набрался, и домой из «Уайта» меня отвез Рэндолф – дурной знак. <…>

Воскресенье, 9 сентября 1945 года Ездил в Хайгейт проститься с матерью, там же пошел к мессе. Разбушевавшийся ирландский пассионист [395] грозил адским пламенем всякому, кто покинет церковь до последнего евангельского чтения. Ушел до последнего евангельского чтения, обедал с матерью. Алек только что отплыл в Америку, и ей немного одиноко. Впрочем, делает она все настолько медленно, что время пролетает незаметно. От переизбытка снотворного болят глаза. <…>

Стинчком,

понедельник, 10 сентября 1945 года

В гостиницу «Принц Уэльский» на Беркли-Роуд. Пассажиры на Паддингтонском вокзале сбились в кучу, точно стадо овец, и если б не расторопность носильщика, места в вагоне мне бы не досталось. Прибыл: серый, засиженный мухами, тягостный вечер; волнение от возвращения домой борется с похмельем. Когда шел с Лорой в Пирс-Корт, начался дождь. Первое впечатление: сад зарос, тропинки исчезли, одни деревья высохли, другие, наоборот, разрослись. В доме сыро, но вроде бы всё на своих местах. Дурно спал.

Пирс-Корт,

вторник, 11 сентября 1945 года

Монашки частично съехали, мы частично въехали. Лора уверяет, что все в идеальном порядке, мне же всюду видятся потери и повреждения. Шпага Ромео опять сломана; объяснения монашек путаны и невнятны.

Среда, 12 сентября 1945 года Монашки выехали в 10.30. Последние семь втиснулись в одну машину вместе с вещами и клеткой с двумя птицами. Лихорадочная активность: двигаем мебель, распаковываем книги и серебро, проводим инвентаризацию винного погреба: четыре дюжины «Доу 22», шесть дюжин бордо разных сортов. Простудился. Миссис Мюллер воцарилась – пока всего на пару недель. Воды нет.

Четверг, пятница и суббота . Очень много работаем, очень сильно мерзнем. <…> В середине дня сообщение из Виндзора: во вторник буду демобилизован. Дел по горло. В субботу вечером библиотека разобрана, баки наполнены почти доверху – можно принять горячую ванну. Трогательно находить прелестную обыденность довоенной жизни: писчую бумагу, старые журналы. В чулане мои отсыревшие, подбитые мехом охотничьи сапоги, а также «Дух радуги» Россетти. Миссис Мюллер старается кормить нас вегетарианской пищей.

Пирс-Корт,

вторник, 18 сентября 1945 года

На такси в Виндзор. Получил демобилизационное удостоверение, прошел поверхностный медосмотр, вернулся в казармы на Олбани-стрит, где Демобилизационный центр с исключительной сноровкой делает никому не нужное дело, за что получает неизменно высокую оценку. Дали мне напечатанные на машинке рекомендации относительно получения пособия по безработице и медицинской помощи, а также прочие совершенно бессмысленные советы. Сбежал от них в полдень и решил, что сдачей обмундирования утруждать себя не стану – сегодня, во всяком случае.

Вторник, 25 сентября 1945 года Порядок в доме постепенно восстанавливается. Миссис Харпер и миссис Мюллер героически борются с запустением. <…> Вчера перечитал свои школьные дневники и испытал жгучий стыд.

Вторник, 2 октября 1945 года

Новости из внешнего мира с каждым днем становятся все ужаснее: в двух третях Европы и во всей Азии царят хаос, тирания, голод и чудовищные злодеяния. Моя жизнь меж тем безмятежна и счастлива, как никогда раньше. Начал роман из школьной жизни 1919 года – менее актуальной темы не придумаешь. <…> Лора незаметно, но уверенно справляется с домашними заботами: целыми днями либо варит картошку для своих цыплят, либо делает творог, который мы не едим. В субботу вечером ужинали в гостинице на Беркли-Роуд. В прошлое воскресенье исполнилось ровно шесть лет с тех пор, как в 1939 году мы отсюда уехали. Сегодня занимался тем же, чем и в день отъезда: копал тропинку за тисом в северо-восточном углу нашего участка; предполагалось, что тропинка будет вести в сад.

Мясо едим всего два раза в неделю; питаемся яйцами, макаронами, домашним сыром (Лориного приготовления), хлебом и вином, иногда довольно гнусной рыбой. Некоторый запас вина у нас пока имеется. Когда оно кончится, участь наша будет незавидной.