– Смотри, белка! – обрадовался Мишка. – Давай её грибами накормим?

Он достал из корзинки розовую сыроежку.

– Интересно, КАК подзывают белок? Ну, «цып-цып-цып» я знаю, ещё «кис-кис»…

– Р-Р-Р-Р-ГАВ! – сказала наконец Ветка. Ей так и не удалось придумать ничего нового.

Мы не узнали, как подзывают белок. Зато выяснили: белок пугают именно ТАК.

Она просто взлетела вверх, как выплюнутая вишнёвая косточка. Раз – и исчезла в лесу.

– Держи её! – заорала я.

Но было уже поздно.

Пока Мишка соображал, кого надо держать, Ветка рванула за белкой.

Ну а нам ничего не оставалось, как бежать следом.

Я даже шнурки не успела завязать.

Эта безмозглая белка совершенно не умела прятаться. Она скакала вверх и влево, вниз и вправо, вперёд и наискосок. Перепрыгивала с ёлки на березу. Карабкалась по сосне. Махала рыжим хвостом, как детсадовец – флажком из «Макдоналдса». Наверное, это была Самая Одинокая Белка в лесу. И тут на неё все обратили внимание. По-моему, ей это ужасно нравилось. Ветка тоже была довольна. И только мы с Мишкой совершенно взмокли от этой гонки.

Наконец белка юркнула в какое-то дупло.

Ветка подошла к луже и как ни в чём не бывало стала хлебать воду.

А Мишка просто рухнул под ёлку. С высоких деревьев на неё нападали разноцветные листья. Они висели на иголках, как новогодние игрушки.

Мишка лежал на траве и пел противным скрипучим голосом. Специально, чтобы меня позлить.

Это была какая-то песня вредности, честное слово.

– Ты лучше пой «утюги развешаем», – сказала я. – Нас уже можно в эту самую… книгу рекордов записывать. За ношение чугунного утюга по пересечённой местности.

Мне всегда нравились длинные слова. Например, про местность я слышала, когда Аня что-то зубрила к уроку. Я не очень понимаю, ЧТО это значит, но думаю, лес тоже подходит. Мы же всё время что-нибудь ПЕРЕСЕКАЛИ с этим утюгом – и овраги, и поваленные деревья.

Я думала, Мишка развеселится.

А он разозлился ещё больше.

– МОЙ утюг, между прочим, никому не мешает. Я его сам тащу. А вот ТВОЯ СОБАКА…

– А что моя собака?

– А то, что она вечно бежит куда-то, как ненормальная. Вот где наша дорога? Ты знаешь?

– А кто придумал идти в этот дурацкий лес? Тебе же всего мало – и яблок, и грибов, и утюгов!

Мишка вскочил. Мы орали друг на друга так, что у меня заболело горло.

– Да ты вообще ничего не понимаешь! Привыкла, что тебе всё приносят в блюдечке с каёмочкой.

– Ты зато много понимаешь, горошек несчастный!

Мишка скрючился, как будто я изо всех сил ударила его в живот.

Я знала: он ненавидит, когда его так называют.

– Дура, – сказал он тихо.

Разорвал бумажку, на которой красным карандашом было написано, как нам вернуться домой. Поднял корзинку. Взял утюг. Повернулся ко мне спиной.

Он ушёл, и Ветка – МОЯ ВЕТКА – побежала следом за ним.

Все меня бросили.

Я тащила корзинку, набитую грибами и яблоками. Сверху лежали две грозди успокоительной калины – совершенно бесполезные. Да, ещё банка с вареньем и завёрнутый в платок фарфоровый солдат. Надо было всё это выкинуть, но я забыла, что можно разжать пальцы и освободиться от этой тяжести.

А потом, главная тяжесть была у меня внутри. И с ней ничего нельзя было поделать.

Я шла сама не знаю куда.

Шла, спотыкаясь о палки и спутанную траву. Шла и ревела. Громко, во весь голос.

Обычно я плачу так, чтобы никто не услышал. Куда-нибудь прячусь.

Теперь это было неважно. Я спряталась в бесконечный лес.

Маленьких девочек в лесу всегда жалко: хочется их спасти, утешить и накормить бутербродами.

А когда плетётся такая дылда, размазывает рукавом сопли, сшибает головой сухие шишки и ревёт на весь лес: «Ы-Ы-Ы-Ы», – никто не хочет ей помогать. Потому что в школе всех учат, что помогать нужно маленьким и слабым. А это не про меня.