Обошел я все это вокруг (километра три-четыре) и забрался наверх через щель со стороны Русаковской, пустырь — направо. Ну да, пустырь, что еще. Прошел до другого конца, оглянулся, и вот что: в описаниях не было внятно сказано, в чем причина его существования. Это действительно треугольник, острый угол которого направлен в сторону станции «Электрозаводская», сторона против этого угла параллельна Русаковской эстакаде. Если из дальнего угла смотреть в сторону эстакады, то — сущая красота: видны высотки возле Трех вокзалов, слева — Елоховский. Только треугольник был ограничен вовсе не заборами. Да, заборы тоже были, но пустырь оказался просто внутри трех железнодорожных линий — по каждой из его сторон.

Если смотреть из острого угла клина в сторону центра, все логично и просто. К этой точке сверху приводила линия железной дороги от «Электрозаводской», в этой вершине она расходилась по направлению к центру на две, «леснорядский клин» и образуя. Налево пути шли в сторону Казанского вокзала, направо — в сторону железнодорожного кластера за Рижской эстакадой ТТК. Две эти ветки на дальней стороне пустыря соединялись еще одними путями. По крайней мере одна ветка — к Трем вокзалам — использовалась достаточно интенсивно, а на соединительной ветке время от времени появлялся очередной состав, который медленно выворачивал в сторону Казанского.

Треугольник никто не отгораживал, наоборот — окружающие дома и производства отгородились от железной дороги. Рамкой треугольника служили рельсы, заборы начинались за ними — плотные и довольно новые, поскольку РЖД занялись обустройством околопутевого пространства. Да, возник странный территориальный эффект, но только он возник еще тогда, когда местность не предполагала бережного отношения к квадратным метрам. Чисто производственная ж/д необходимость. Ну а сейчас-то ничего уже не засунешь — как, например, сюда заезжать? Строить тоннели-мосты ради этого лоскута земли? Да и кто захочет жить и функционировать среди трех железных дорог: место явно не для недвижимости класса «люкс» и т. п., но если строить дешевую, то ведь не окупится.

Страшилки и мистическая часть. Статья сообщала о бутылках и шприцах, что должно было дать представление о тех, кто посещает пустошь. Но там же неуютно — совершенно голое место среди рельсов. Деревьев на пустоши нет, разве только вдоль еще одной, боковой и тупиковой ветки, которая зачем-то метров на пятьдесят вылезала из Сокольнического элеватора или, как он там, мелькомбината. Там в тупике — ну черно-белая балка поперек путей, на тормозном холмике — имелись следы легкого разврата в виде пустой бутылки водки, сопутствующего мусора и относительно свежей в тот месяц «Комсомольской правды», развернутой на 9-й странице, где имелся заголовок «Советский раввин». В соседней заметке речь шла о певце Киркорове, который стал каббалистом и носит с тех пор какую-то красную нитку. Может, некая мистика в этом и была.

Что до наркотиков, то шприцев не было. Собственно, зачем тащиться сюда, когда рядом много приятных пустых дворов? Может, по эту сторону им было бы и надежнее, но и шприцов же не видно. В целом все это было большим заболоченным полем, которое, что ли, выравнивали, для чего заваливали мусором — пластиковыми бутылками, алюминиевыми банками и т. п. Не сказать, впрочем, что местность собирались таким методом осушить, скорее использовали как свалку — там явно все всосется. Со стороны центра пустырь теперь начинали засыпать песком, с непонятными намерениями. Банки и бутылки сияли против начинающего заходить солнца почти как море. Равномерно и красиво.

Что до какой-то особой погоды, то отчасти да — небо, его состояние менялось быстро. Впрочем, это был облачный день, а где же в Москве еще есть в центре такое открытое пространство. Невысокие строения вокруг, большое поле: небо здесь было полностью открытым. Но, собственно, само это место Москвой как-то и не было.

Следов того, что тут что-то строили, а оно провалилось в бездну, не видно. Чтобы кто-то что-то волок — тоже нет, хотя в болотистой почве следы бы давно затянулись. И уж где тут могла быть пельменная? Разве что в какие-то совсем отдаленные времена, когда вокруг заборов не было.

То же с бомжами: пустая, неприкрытая болотистая территория — что им тут? Спать негде, а если в овраге вдоль железной дороги со стороны Жебрунова, так подобные овраги есть не только здесь. Следов присутствия нет, разве что в остром углу треугольника в сторону «Электрозаводской» стоял разрушенный дерматиновый стул, вокруг которого валялись пластиковые бутылки и даже банка из-под кетчупа. Вряд ли это относилось в жизни бомжей, скорее уж каких-то ж/д рабочих.

Тем более серебро в кладах. В какой точке пустыря и кто его мог бы искать? Да, в сторону «Электрозаводской» были остатки гнилых бревен, допускающие, что тут могли стоять какие-то избы, совсем уж в древности. Что ли те самые лесоторговцы с Леснорядской? Но и тут копай себе сколько угодно, кто ж помешает? Конечно, когда-то тут могли жить, движение поездов не было интенсивным, и хватило бы банального перехода отсюда где-нибудь в районе «Матросской тишины». Если вообще тогда существовали все три эти ветки.

Что до того, что тут могли и грохнуть, — да как же нет: если кто-то с кем-то встречается в темноте на пустыре, может быть по-всякому, тем более в соответствии с общим фэн-шуем местности. Трава — да, зеленела, там, где не было раскатанного мусора. Цветочки росли красивые, но дикие, не вписывались в схему Чапека из «Года садовода» на тему растительности возле железнодорожных путей. Но были неплохи. Интенсивные цвета лютиков, чертополоха и еще десяток других, названий которых не знаю. Цикорий, да, синенький. Еще странные желтые: цветок из большого количества мелких цветков, каждый из которых почти как очень мелкая ромашка, но без лепестков, только из желтых сердцевин. Еще что-то едва-едва желтое, но кустистое, как укроп примерно. Пятна чего-то белого, совсем невесомого, а еще мелкие колокольчики, бело-лиловые.