Политик не может быть религиозным, потому что подлинная религия подразумевает понимание, осознанность, тишину, гармонию и глубокое согласие со всем существованием, пребывание в мире со всем, что у вас есть. Нет никакого желания кем-то стать, нет никакого желания чего-то достичь, нет никаких планов на завтра. Все осуществляется в этот момент. Политик не может себе этого позволить. А для религиозного человека, который переживает все это, который находится в этом высшем состоянии бытия, политики – просто глупые люди. Хотя он, может быть, и не скажет этого вслух просто из вежливости.

Я не приучен к вежливости, я не знаю хороших манер. Я просто называю вещи своими именами – лопату называю чертовой лопатой, потому что так оно и есть. Я показываю, что лопата представляет собой на самом деле. В старой пословице говорится: называйте лопату лопатой. Но я не вижу в этом особого смысла. Конечно, лопата – это лопата. Ну и что? Это ничего нам не говорит о лопате. Поэтому я просто называю всех этих людей идиотами.

И все же надежда у человечества есть. Но эта надежда заключается не в том, что религиозные люди станут политиками или что религиозные люди начнут интересоваться политикой, – нет. Просто религиозные люди могут и должны стать бунтарями, восставшими против всей политической глупости. В этом надежда. Религиозный человек не должен просто удовлетвориться своим блаженным состоянием, позволяя всем этим идиотам причинять вред невинному человечеству.

На мой взгляд, только в этом и заключается сострадание: бунтовать против всей истории человечества.

Религиозный человек должен бунтовать. В прошлом он этого не делал. Вот почему я говорю, что в прошлом религия была незрелой. Даже величайшие религиозные личности, жившие в прошлом, будут выглядеть карликами по сравнению с подлинно религиозным человеком, который должен родиться. Потому что подлинная религия в своей основе – это бунт, бунт против всей глупости, бунт против всей чепухи, которой постоянно забивают головы людям.

Религиозный человек-бунтарь – это огонь. Его слова будут огненными словами. Его тишина не будет тишиной кладбища – его тишина будет тишиной песни, тишиной танца. Его тишина будет молчанием двух влюбленных, которые встретились и не могут найти слов, чтобы выразить свою любовь. Любовь лишает их дара речи.

Как только влюбленные начинают слишком много разговаривать, из этого можно понять, что их любовь прошла. Когда начинается разговор, недалеко до конфликта. Сначала начинается разговор, потом он переходит в спор. К чему еще может привести разговор, как ни к противоречиям? Но когда двое действительно любят друг друга, трепещут от переполняющей их новой энергии, они теряются, не могут найти слов. Даже сказать «я тебя люблю» кажется для них слишком сложным – это кажется чем-то гораздо более низким, чем сам факт любви. Кажется кощунством нарушать словами нечто такое безмолвное, такое сияющее и живое.

Религиозный человек безмолвен, но его безмолвие – это не тишина кладбища, не тишина мертвеца. Это тишина по-настоящему живого человека, наполненного жизнью, живущего со всей возможной интенсивностью.

И эта интенсивность жизни должна стать бунтом.

Что я делал тридцать лет? Боролся со всеми видами глупости. Получил ли я что-то за это? Рассчитывал ли я получить какое-то вознаграждение в результате всей этой борьбы? Нет, я делал это не за вознаграждение, просто таким образом проявляла себя моя жизненная энергия. Мне доставляла удовольствие вся эта борьба. В действительности люди, которые вступали со мной в конфликт, очень удивлялись, потому что для них это было мучением – а для меня это был экстаз! Они не могли понять, почему мне это доставляет такое удовольствие.

А вокруг меня повсюду были враги. Один, в полном одиночестве, я выступал против миллионов людей, говорил вещи, которые сильно задевали их убеждения.

Один шанкарачарья даже как-то спросил меня:

– Для чего ты все это делаешь? Ты просто наживаешь себе множество врагов. Политики – твои враги, все религиозные люди – твои враги. И богатые – твои враги, и бедные – твои враги, и капиталисты – твои враги, и коммунисты – твои враги. Это странно, – сказал он, – мусульмане, индусы, джайны, буддисты, парсы, сикхи, христиане – все твои враги.

– Я хочу написать книгу, – ответил я ему, – «Как оказывать влияние на людей и наживать себе врагов». Мне нужен определенный опыт, чтобы описать его в книге.

– Ты никогда не бываешь серьезным, – сказал он.

Это был молодой человек, его только что посвятили в шанкарачарья. Мы были знакомы еще до того, как он стал шанкарачарья. Он действительно был озадачен, он сказал:

– Я не понимаю, что можно получить от всего этого, кроме как нажить себе врагов. И, тем не менее, кажется, тебе это доставляет удовольствие!

Однажды в Фаридабаде, недалеко от Нью-Дели, проходила всемирная индуистская конференция. И этот шанкарачарья сказал мне: «Тебе угрожает опасность». Он по-прежнему по-дружески ко мне относился. Он сказал:

– На людях я не могу тебя поддерживать, но я чувствую твою подлинность, твою искренность. Я не могу сказать этого перед аудиторией, у меня не хватит на это смелости, но я хочу, чтобы ты знал – готовится какой-то тайный сговор. Люди говорят: «Сегодня с этим человеком надо что-то сделать, потому что он разрушает все наши убеждения, все наше наследие, все наши обычаи. И никто не может ему ничего ответить, никто не может ему ничего возразить». Они рассуждают, как могут рассуждать только идиоты: «Почему бы не убить этого человека, почему просто не избавиться от него?» Так что сегодняшняя конференция может оказаться роковой, эти люди готовятся что-то сделать с тобой.