Шрифт:
Мария Михайловна Морозова буквально боготворила Авеля Енукидзе за его помощь с отъездом из Советского Союза. В своих воспоминаниях она написала, что Енукидзе сказал на прощание: «Деточка, обещай мне, что закажешь заупокойную службу по мне, когда услышишь, что меня убили». Через десять лет, 16 декабря 1937 года, Мария Михайловна играла фортепианный концерт в Берлине. На следующий день ее муж А. А. Фидлер отправился за газетными рецензиями, но первое, что он увидел в газетах, были сообщения о расстреле в Москве репрессированного А. С. Енукидзе. «Молитву за упокой души убиенного Авеля в русской церкви на Находш-трассе прочел отец Иоанн, будущий епископ Сан-Францисский».
Когда началась Вторая мировая война, семья Марии Михайловны переехала из Германии в итальянский Тироль. После войны, в 1946 году, Мария и Александр покинули Европу и отправились в Бразилию, где прожили до 1954 года. В Европу они больше никогда не возвращались. После того как в Рио-де-Жанейро умер А. А. Фидлер, Мария Михайловна эмигрировала в США, где сначала преподавала музыку в Нью-Йорке, а затем работала преподавателем русского языка в Университете штата Индиана в Блумингтоне, потом в течение трех лет преподавала русский язык в Дартмутском колледже города Хановер, штат Нью-Гэмпшир, а после в Бостонском колледже.
О берлинском периоде Марии Михайловны известный философ Федор Августович Степун оставил следующие воспоминания: «Несколько лет тому назад я, не подозревая, что младшая дочь Маргариты Кирилловны живет с мужем в Берлине, заметил ее в числе своих слушателей на докладе о театрах Москвы. На следующий же день я зашел к ней. На стене просторной комнаты – портрет работы Тропинина. На концертном рояле – пастернаковский набросок дирижирующего Никиша, за спиной дирижера – колонны и антресоли Благородного собрания, нынешнего Дома Советов <Дома Союзов>. Рядом с ним фотография Скрябина (хорошо знакомое по эстраде тонкое нервное лицо) и еще несколько своих московских вещей – сиротствующих в Берлине мигов прошлого. Пьем чай, разговариваем обо всем сразу. Мария Михайловна, лицом и манерами очень напоминающая мать, говорит больше вздохами, восклицаниями, отрывочными вопросительными фразами, радостными кивками головы: „Ну, конечно… Мы с вами знаем…“ Вспоминаем нашу Москву. В Марии Михайловне, слава богу, нет и тени злостной эмигрантщины. Она и в советской Москве чувствует хоть и грешную, но все же вечную Россию. После чая она садится за рояль и долго играет Скрябина, Медтнера, Калинникова. В моей душе поднимается мучительная тоска. Странно, тоска, голод, а все же она насыщает душу».
В течение всей своей жизни Мария Михайловна переписывалась с оставшейся в Москве горячо любимой матерью Маргаритой Кирилловной и поддерживала ее морально после смерти детей – Георгия, Елены и Михаила, своих братьев и сестры.
29 ноября 1964 года Мария Михайловна скончалась в Бостонском генеральном госпитале от флебита, перешедшего в лейкемию, о чем 9 декабря сообщила нью-йоркская газета «Новое русское слово».
СЕРГЕЙ ТИМОФЕЕВИЧ МОРОЗОВ
В конце XIX – начале XX века кустарная промышленность определяла весьма значительную область общественного производства, экономики и национальной культуры России. И поэтому неудивительно, что широко распространенными в те времена были такие определения как «кустарный специалист» или «деятель по кустарной промышленности». Сергей Тимофеевич Морозов как раз и был таким деятелем по кустарной промышленности, одним из самых авторитетных в этой области специалистов в нашей стране. Что же побудило недавнего выпускника юридического факультета Московского университета большую часть жизни посвятить оказанию помощи кустарям? Скорее всего, главную роль здесь сыграли традиции семьи Морозовых. «Вестник кустарной промышленности» в одной из своих публикаций отмечал: «С. Т. Морозов привнес в кустарное дело традиции известной мануфактурной фирмы „Савва Морозов“. Первая ее фабрика в Орехово-Зуеве не прерывала и до сих пор не прерывает сношений с кустарями. Число последних… превышает 100 тысяч человек и превосходит более чем вдвое число фабричных рабочих». Но стоит отметить, что помимо традиций предпринимательства среди Морозовых были сильны и традиции благотворительности, меценатства, поддержки духовных и культурных начинаний. Все это воспринял и Сергей Тимофеевич, который в конце 1880-х годов начинает большое внимание уделять кустарному делу, но не как филантроп, а с гораздо более практичным намерением: оказать кустарям содействие в переустройстве их трудовой деятельности в соответствии с меняющимися общественными и экономическими условиями.
Совершенно очевидно, что серьезное влияние на формирование интересов Морозова оказало тесное общение с экономистами – профессорами Московского университета А. И. Чупровым и Н. А. Карышевым, как и Сергей Тимофеевич, в 1888 году они были избраны в состав Комиссии Московского губернского земства по разработке плана систематической деятельности по содействию кустарным промыслам. Будучи членом этой Комиссии, Морозов предпочел праздным разговорам о судьбах кустарной промышленности реальное дело – создание Кустарного музея.
Подобные музеи стали в России конца XIX века своеобразным вариантом европейского художественно-промышленного музея. Объектами внимания этих музеев были крестьянские промыслы, по отношению к которым музеи не просто выполняли собирательские функции, но прежде всего были призваны играть активную роль в развитии и совершенствовании кустарного производства. Повсеместное возникновение кустарных музеев в России явилось следствием реформ 1860 – 1870-х годов, направленных на подъем уровня жизни крестьян, в том числе и с помощью кустарных промыслов. Первоначально идея создания такого музея в России возникла в Санкт-Петербурге в 1870-х годах, но Москва опередила столицу. Московское губернское земство в 1885 году открыло Торгово-промышленный музей кустарных изделий. Его организация завершила определенный этап в исследовании промыслов Московской губернии, предпринятый еще в связи с подготовкой к Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года в Москве. На этой выставке российские кустари впервые выступили как самостоятельные предприниматели, а их изделия широко представили традиционную художественную культуру.
Коллекции кустарных изделий по окончании выставки были переданы для создания земского музея, основными целями которого были: ознакомление широкой публики с кустарными промыслами, содействие сбыту, улучшение техники промыслов и совершенствование образцов изделий. Первоначально музей расположился в доме Лепешкиной на Знаменке. Почти одновременно с открытием при этом музее был создан склад, который принимал продукцию кустарей с целью комиссионной продажи.
Однако через несколько лет, в 1888 году, земство, рассматривая вопрос о деятельности музея, пришло к выводу, что его работа в основном свелась к торговле, в то время как другие задачи оказались в забвении. Вот тогда-то и было решено создать вышеупомянутую кустарную Комиссию при земской управе, в которую вошел С. Т. Морозов. Он сразу постарался вникнуть в проблемы музея, разработал основы реформирования его деятельности. Согласно проекту Сергея Тимофеевича изменялась сама суть музейного учреждения – оно становилось учебным. Предполагалось осуществлять обучение кустарей через систему мастерских – филиалов музея, которые вначале планировались передвижными, но в итоге стали создаваться как стационарные земские учебные пункты в местах наиболее развитых промыслов. Морозов предложил ряд мер по развитию технической помощи кустарям и расширению сбыта на основе приема заказов (в том числе и из других губерний), доказал необходимость кредитования кустарей и снабжения их через музей сырьем и материалами.
Земство согласилось с новым направлением в работе музея, и в 1890 году С. Т. Морозов вступил в должность заведующего Кустарным музеем. В том же году он переводит музей в более удобное место на Большой Никитской (ныне здание Кинотеатра повторного фильма), а в 1903 году строит на свои средства по проекту архитектора С. У. Соловьева новое здание в Леонтьевском переулке. В 1911 году к трехэтажному зданию пристраивается еще зал для размещения магазина. В должности заведующего Кустарным музеем Морозов остается до 1897 года. Затем он был избран почетным попечителем музея и продолжал руководить им и совершенствовать его деятельность.