В ноябре 1903 года на средства Варвары Алексеевны и ее сыновей на Девичьем поле в Москве был открыт Морозовский раковый институт. Сегодня это Московский научно-исследовательский онкологический институт имени П. А. Герцена.

Важно отметить, что Варвара Алексеевна была не только благотворителем, но и меценатом: она оказывала материальную поддержку талантливым и незаурядным людям. Среди тех, кто получал ее помощь, был великий русский писатель граф Лев Николаевич Толстой, с которым она дружила.

Варвара Алексеевна Морозова пережила двух сыновей от первого брака – Михаила и Арсения. Она умерла в 1917 году, завещав фабрики своим рабочим (но те, к сожалению, не успели воспользоваться столь щедрым даром, так как в стране началась революция).

Пять поколений рода Морозовых – потомки крепостного крестьянина – были одними из наиболее уважаемых в обществе людей. Морозовы любили и ценили красивую жизнь, но никогда не хвастали своим богатством, не выставляли его напоказ.

Их настоящим призванием были предпринимательство и благотворительность. Другими словами, деятельность и милосердие. Морозовы оставили после себя лучшие фабрики России и множество полезных людям учреждений.

И вот что очень важно: отгремела пролетарская революция, канула в прошлое советская власть, сменилось несколько поколений граждан нашей страны, а фамилия купцов Морозовых до сих пор на слуху, и все так же уважаема, любима и почитаема.

МОРОЗОВСКАЯ БОЛЬНИЦА

В истории московской благотворительности, пожалуй, самое почетное место занимает фамилия Морозовых. Этот старообрядческий род на протяжении многих десятилетий самозабвенно жертвовал на добрые дела. Часто именно Морозовы задумывали и на собственные средства начинали какое-нибудь новое, невиданное дело или ставили эксперимент, который еще непонятно как пойдет и чем будет увенчан. Один из таких ярких примеров – детская больница (4-й Добрынинский переулок, 1). Ее история заслуживает отдельного рассказа.

История этого места, на котором сейчас расположена больница, весьма необычна. Издавна здесь находился один из самых колоритных московских рынков – Конный, в честь него и площадь называлась Конная.

Коренной москвич и литератор Иван Шмелев писал в своих воспоминаниях: «Перед Рождеством на Конной площади, в Москве, – там лошадями торговали, – стон стоит. А площадь эта… да попросторней будет, чем… знаешь, Эйфелева-то башня где? И вся – в санях. Тысячи саней, рядами. Мороженые свиньи – как дрова лежат на версту. Завалит снегом, а из-под снега рыла да зады. А то чаны, огромные, да… с комнату, пожалуй! А это солонина. И такой мороз, что и рассол-то замерзает… розовый ледок на солонине. Мясник, бывало, рубит топором свинину, кусок отскочит, хоть с полфунта, – наплевать! Нищий подберет. Эту свиную «крошку» охапками бросали нищим: на, разговейся! Перед свининой – поросячий ряд, на версту. А там – гусиный, куриный, утка, глухари-тетерьки, рябчик… Прямо из саней торговля. И без весов, поштучно больше. Широка Россия – без весов, на глаз. Бывало, фабричные впрягутся в розвальни – большие сани, – везут-смеются. Горой навалят: поросят, свинины, солонины, баранины… Богато жили».

Если свиней и баранов рубили на части, то поросенка подавали целиком, особенно если речь шла о рождественском столе. Подавали на большом подносе, с гречневой кашей и тушеной квашеной капустой. Особым шиком было покрыть его мелко порезанным яичным белком, чтобы казалось, что он припорошен снежком.

Здесь же, между прочим, торговали и рождественскими елками. А в 1873 году на этой площади был оглашен приговор опасному преступнику – террористу и народовольцу Сергею Нечаеву. Именно с него в своем романе «Бесы» Федор Михайлович Достоевский списал П. Верховенского.

Публичная казнь была событием из ряда вон выходящим, и к ней готовились заранее. Особое внимание уделяли мерам безопасности. Губернатор Москвы Владимир Андреевич Долгоруков получил специальное предписание от самого царя: «Приговор суда обратить к исполнению в один из ближайших дней по восшествию оного в законную силу. Ввиду большого расстояния от Сущевского Съезжего дома, где содержится Нечаев, до места исполнения приговора, Конной площади, перевести его вечером, накануне дня казни, в ближайший к означенному месту Серпуховский Съезжий дом, где учредить жандармский караул.

На рассвете, в восьмом часу утра, вывезти Нечаева, установленным в законе порядком, на площадь, до которой переезд может продолжаться около четверти часа. При конвое, который будет сопровождать дороги, находиться трем барабанщикам и бить поход до приезда дрог с преступником на середину площади, где вокруг эшафота расставить заблаговременно обширное каре, оцепленное конвоем и усиленным нарядом от Городской полиции и Жандармского дивизиона».

Другими словами, речь шла о том, что по правилам Устава уголовного судопроизводства надлежало выставить осужденного у позорного столба. Администрация опасалась, что Нечаев во время провоза его на «позорной колеснице» может обратиться к народу. Поэтому государь решил, что довольно будет укороченного пути «позорной колесницы» и трех барабанщиков, которые должны были заглушать возможные возгласы осужденного.