Она зашла без стука и тихо прикрыла за собой дверь. Некоторое время молча рассматривали друг-друга. Женщине было лет двадцать пять. Свободный плащ не скрывал стройной, худощавой фигуры. Непокрытые темные волосы слабо вились, свободно свисали на плечи, и обрамленное ими лицо было слишком бледным. Овцын подумал, что Борис Архипов прав. Она красива. Не небесно, конечно, но очень красива. Марат Петрович Филин не остался бы спокойным, увидев эти влажные чуть раскосые темные глаза и длинные, с большим тщанием созданные природой ноги. Марат Петрович не утверждал бы больше, что красавицы водятся только в Ленинграде и в Риге. «За такой девушкой стоило прыгать в мутные воды Прегеля», - с усмешкой подумал Овцын. Он не собирался знакомиться с ней.

– Я рад, что вы в добром здравии, Ксения Михайловна, - сказал Овцын.
– Снимайте плащ и садитесь.

Она отдала ему плащ и села па край дивана, плотно сжав колени и не опираясь на спинку.

– Нет, нет, - сказал он, - садитесь к столу. Будем пить, кофе.

Она пересела к столу, и Овцын сел напротив.

– Хозяйничайте, - сказал он.
– И не молчите.

Она налила кофе в чашки. Сделала бутерброд и подала ему.

– Я хотел зайти в больницу, справиться о вашем здоровье...
– сказал Овцын. Он и вправду подумал вчера, что надо бы зайти в больницу.
– Но помешали дела. Приехали новые люди, готовимся к выходу. Возможно, я бы зашел сегодня. Конечно, это лучше, что вы уже не там.

Она пила кофе маленькими частыми глотками, не положив в него сахар. Когда Овцын предложил ей поесть чего-нибудь, она покачала головой.

– Как хотите, - сказал он.
– Хотя сыр прекрасный, вы много теряете. У вас сегодня нет занятий в техникуме?

– Я ушла с работы, - сказала она.

– Так...
– произнес Овцын и отложил бутерброд;- Скажите мне, наконец, что это за история?

– Зачем? Все уже кончилось, - сказала она.- Все кончилось. У меня не было прошлого.

– Наверное, вы здорово надурили в том прошлом, которого не было?
– спросил Овцын.

– Да, - сказала она.
– Но ничего этого не было. Понимаете, не было. Моя жизнь началась в ту минуту, когда вы вытащили меня из воды. Я пришла, чтобы сказать вам, что я... что я благодарна вам. За жизнь.

– Это понятно. Но если вы начинаете эту жизнь с того, что бросаете работу...

– Да.

– А что дальше?

– Будет другая работа. Другие люди. Другая я.

– Разве это необходимо?
– спросил он.

Она вскинула голову, посмотрела ему в глаза, сказала:

– Я буду работать около вас. Я хочу жить около вас. Я хочу...

Она не договорила, опустила голову.

Овцын похлопал себя по карманам, нашел сигареты, закурил.

– Почему вы молчите?
– спросила она.

– Зачем это нам?- спросил Овцын.

– Неужели вы не понимаете? Неужели вы заставите меня все это говорить?

– Ладно, не говорите. Я понимаю. Только это не нужно.

– Вам?

– Да и вам тоже, - сказал он.
– Забудьте про меня и начните новую жизнь с того момента, как вас выписали из больницы.

– Нет, нет,- произнесла она, вздрогнув.
– Разве можно начинать жизнь произвольно? Угол, в котором жизнь переломилась, находится в одном месте, его не сдвинешь. Если попытаешься себя обмануть, опять все пойдет

кувырком. Опять потеряешь все.

– Ох, какие роковые слова!
– засмеялся Овцын, хотя ему совсем не хотелось смеяться, и накрыл ладонью руку Ксении.
– Послушайте, Ксения Михайловна, у вас пропасть достоинств, потерять которые невозможно. Вы красавица. У вас хорошая профессия. Я уверен, что у вас честное сердце и светлая голова. Кто может это отнять?

– И это могут отнять,- сказала она.
– Я знаю, что это тоже могут отнять. Но это не главное. Сейчас все это не имеет никакой ценности. Ни для кого. Вы спрашиваете, что же главное? (Овцын не спрашивал, что же главное.) Я уже сказала, что для меня сейчас главное. Я не смогу жить иначе. Я не имею права жить иначе. Не бойтесь. Я не буду назойливой. Я буду незаметной, как воздух, которым вы дышите. Поймите меня, Иван Андреевич. Вы можете понять. Вы должны понять.

«Опять я что-то должен, - подумал Овцын.
– За что такая напасть?».

– Я не люблю женщин на судне, - сказал он.

– Я не буду женщиной.

– Разве это возможно?

– Это очень просто, если захочешь.

– Все равно это беспредметный разговор, - сказал Овцын.
– Вы хотите полететь на Луну. Какую я могу дать вам работу? У меня нет работы для вас. Мореплавание не женское дело.

– Я могу быть судомойкой, официанткой, уборщицей, все равно, -сказала она.
– Не подумайте, что мне нужна какая-то особая работа.

– А я и не думаю, что вам нужна особая работа,- возразил он.
– Я думаю о том, что у меня нет штатов уборщиц, официанток и судомоек.

Конечно, он подумал, что грешно было бы заставить эту изящную интеллигентную женщину возиться с грязной посудой, вениками и тряпками.

– Возьмите меня матросом. У меня сильные руки. Я слышала, что женщины бывают матросами.

– Женщины бывают матросами на баржах, катерах и речных трамваях, - сказал Овцын.
– Все матросы у меня уже есть. Да я и не взял бы вас матросом. Видите, какая это невыполнимая затея...