Шрифт:
– Это теперь неважно, сросшиеся, разросшиеся, герою все простительно, кроме дурного запаха изо рта. Так что по части героизма ты уже рискуешь не при делах оказаться, дорогуша.
– Да…
– Остаются цветы.
Цветы. Я потрогал голову. Клей уже почти засох, палец не прилипал, нормально. Часов через пять засохнет окончательно, и можно будет его обколупать. Цветы – это красиво. Ладно, если не герой, тогда цветы.
– Ты что-нибудь в цветах понимаешь? – спросила Костромина.
– Нет. То есть в самых общих чертах. Цветы любят свет…
Вообще-то у нас возле дома растут цветы. Маленькие, розово-синие, с острыми листочками, про себя я называл их клевером, иногда вьюном. В старом пластиковом тазу, очень неприхотливые. Но что-то мне подсказывало, что такие цветочки не очень понравятся Свете. К тому же сейчас зима, они по этому поводу завяли, но потом, наверное, расцветут.
– Я тоже в цветах не очень, – призналась Кострома. – У нас на соулбилдинге курс цветов только в марте начнется. Но тут ничего особенного, цветы они и вообще цветы. Главное, что они должны быть живыми, в этом их основная ценность. Понимаешь, Полено?
– Понимаю. Сейчас с живыми цветами плохо, сама знаешь. Летом возле болота можно набрать, там ландыши растут…
– Ландыши не ландыши, а цветы должны быть цветами, – заключила Костромина. – Яркими. Розы, тюльпаны там. Гвоздики всякие. Идеи какие-то есть?
– Гвоздики…
Я почесал голову. Гвоздики. Какие гвоздики в нашем городе? Тут дождь все время, слякоть, влажность, разве что на старом кладбище, там что-то растет. Флоксы или мимоза, белые. Но не сейчас опять же, сейчас зима.
– На кладбище есть цветы, – сказал я. – Там труба проходит, теплотрасса. Если под ней поискать, то наверняка есть. Там тепло и влажно.
– Нет, Поленов, с тобой далеко не уедешь. – Костромина погладила Кузю. – Кто же девушке дарит цветы с кладбища? Эх ты… А еще на Меркурий лететь хочешь.
Я глупо улыбнулся.
– Слушай меня, астронавт. Знаешь, где Трубная улица?
– Кто ж Трубную не знает? Возле реки, там, где порт старый. Знаю улицу.
Ее Трупной все, само собой, зовут. Трупная улица, город Смертозаводск.
– В самом конце там живет один любитель, – сказала Костромина шепотом. – Фамилия у него… Фамилию я не помню, а дом у него ближний к Старому мосту, мимо не пройдешь. И сад рядом. В саду цветы растут, в теплицах.
– Зачем? – не понял я.
– Что зачем?
– Цветы ему зачем? Странное увлечение.
– Тянется к прекрасному, хочет стать выше. Пойдешь к нему, сорвешь цветы, составишь букет.
– А сколько цветов в букете должно быть?
Костромина задумалась.
– Не знаю, – сказала она где-то через минуту. – Не знаю, сколько должно, знаю, сколько не должно. Четыре. Это знак смерти. Сорви штук семь… Только клыки лучше подточи.
– Так я пилил недавно.
– Опять отросли. Подточить надо. Поленов, ты что себя так запускаешь?
– Так как я подточу? – растерялся я. – У меня точило сломалось…
– Ладно, иди так, – сказала Костромина. – Сорви семь штук и подари.
– Кому? – не понял я.
– Свете.
– Какой Свете? – я не понял еще сильнее. – Она же еще не приехала.
Некоторое время Костромина смотрела на меня, как на дурака. Как на сумасшедшего.
– Понятно, что не приехала, – усмехнулась она. – Но ты все равно иди.
– Зачем?
– Потренируйся. А как Света приедет, ты будешь уже совсем подготовлен, ничто тебя не смутит, не растеряет.
– Ты уверена? – неуверенно спросил я.
– Абсолютно. Беги. Правда, Кузя?
Про Кузю мы совсем забыли, он тем временем залез под стол и напрудил там целую лужу, наверное, этим поступком он тоже намекал, что надо мне бежать.
– Беги-беги, – повторила Костромина.
Я уже было сорвался, но тут вспомнил. Сунул руку в карман, достал резиновую мышь, кричащую не своим голосом. Взял и протянул ее Костроминой.
– Это что? – спросила Костромина.
– Мышь. Но она неправильная только.
– В каком смысле?
Я взял и сжал мышь, и она запищала пронзительным голосом, хотя раньше всегда крякала, я ведь точно слышал. Для убеждения себя в этом я еще несколько раз сжал мышь, и она снова пискнула.
– Она раньше крякала, – сказал я. – Точно крякала.
– Раньше крякала, сейчас не крякает. Это мило. Спасибо. Конечно, это не букет роз, а подержанная каучуковая мышь… Но все равно. Приятно. Поленов, я вижу, что ты все-таки на верном пути, ты меня радуешь. Беги.