— Ну, спасибо хотя бы за щетку, мыло, — я понюхала какую-то баночку, — и масло. Правда, дыню я не люблю, но хотя бы благоухать в гробу буду чем-то приличным.

— Не благодари, — раздался голос Ладона.

Я чуть не захлебнулась, от неожиданности погрузившись в воду.

— Я же просила! Я вообще-то моюсь! И… и не смей за мной наблюдать!

— Ты в моем замке. Моя пленница. Я делаю что хочу. И я тебе не доверяю.

— Да я и не прошу твоего доверия.

Знать бы еще, как он смотрит, чтобы закрыть ванну…

Наконец нашла выход: закуталась в полотенце и притащила из комнаты ширму, непонятно зачем там установленную. Кое-как, при помощи грубой физической силы и магии сдвинула ванну к стене и заслонила ширмой. Причем так, чтобы одним концом ширма навалилась на стену и подсматривать сверху было нельзя. Таким образом, мне для помывки оставался крохотный темный шалашик, да и воду пришлось заново греть. Зато спокойно помылась, внутренне злорадствуя: даже в таком незавидном положении Темному Дракону можно противостоять.

И это непередаваемое ощущение чистоты и расслабленности… После нескольких неприятных часов общения с Ладоном я чувствовала себя разбитой, уставшей и очень хотела спать. Но прежде нужно было поухаживать за птенцом.

Вдруг вся комната наполнилась тихим, но внушающим ужас смехом Ладона. Я вздрогнула и больно ушиблась мизинцем об косяк.

— Ты — глупая девочка, — сказал Ладон. — От меня не спрячешься за ширмой.

— Ну, знаешь… — выдохнула я. — Психопат! Под кроватью от тебя, что ли, скрываться?

И, гордо задрав нос, направилась в спальню.

— Давай, хороший мой. — Ларан успел уснуть и просыпаться ради купания не желал. — Ну, дракоша, просыпайся. Надо помыться, надо чуть-чуть погреться. Давай-давай!

Возмущенно что-то лопоча, он все-таки открыл глазки. Жалко было до безумия. Каково это, жить в полной темноте? Надеюсь, я этого не узнаю никогда.

— Прости, малыш, но придется тебе помыться в моей воде. Зато она горячая, тебе полезно. Вот так.

Он отчаянно цеплялся за краешек ванны, хотя воды там было не так уж и много, я часть испарила, чтобы птенец не захлебнулся.

— Ну, не бойся, это водичка, сейчас мы тебя помоем. Смотри, какая приятная.

Он успоколся, перестал дрожать и жался к моей руке, пытаясь сунуть мордочку мне в ладошку. Осторожными массирующими движениями я начала его мыть.

— Бедный мой, натерпелся. Сейчас отдохнем с тобой. А потом вырастешь большим и сильным драконом, будешь сильнее Ладона!

По ванной пронесся какой-то неопределенный звук, полный сомнения, но я решила игнорировать Ладона и промолчала.

— Давай, тоже будешь дыней пахнуть. — Я капнула немного масла в воду. — Ну вот, умница, не боишься больше. Нет-нет, воду не пей, я тебе чистой принесу, там где-то графин стоял.

Подошел Рыс, с любопытством заглянул в ванну, где плескался птенец.

— Тоже купаться хочешь? — улыбнулась я.

И рассмеялась, когда кот стрелой метнулся в комнату. Да, в этом Рыс от своих более мелких сородичей не отличался. Мыться он не любил. Впрочем, потом, когда я отнесла Ларана в комнату, мне удалось загнать кота в ванную, пригрозив, что иначе спать он будет на полу. А спать-то Рыс любил со мной, на мягкой постельке. И хоть отец его гонял за это, не упускал возможности улечься где-нибудь рядом.

Так мы и разместились. Птенец, укутанный в полотенце на одном краю кровати, Рыс — на другом, и посередине я.

— Ну, чего ты мурчишь? — Рыс положил голову мне на живот и дернул ушами. — Не бойся, мы обязательно что-нибудь придумаем. Все будет хорошо. Прорвемся, Рыс, прорвемся, пушистый. Спи давай.

Я еще долго не могла уснуть. Думала, смотрит ли Ладон, корчила рожи и умилялась спящему птенчику, который выглядел таким невинным и милым… Что ж, ему хотя бы дадут улететь. Вот только как он проживет без помощи людей, будучи слепым? Нет, погибать здесь нельзя.

— Ничего у тебя не выйдет, Ладон, — пробормотала я и зевнула. — Не с той связался.

А потом провалилась в сон, пригревшись рядом с пушистым Рысом.

«Небо здесь было кроваво-красным. И всюду, куда падал взор, была пустота. Самая обычная пустота, поглощающая все вокруг, не оставляющая ничего ни в реальном мире, ни в мире снов. И лишь небольшая площадка, освещенная красноватым тусклым светом, выделялась из этого общего мрака. Босыми ногами я чувствовала холод камня, голыми плечами — леденящий душу ветер.