— Разве я, — спрашивает Ариниус, — когда-нибудь утверждал подобное?

— Вы — нет, и что? Великий Канний, к примеру, тоже был.

— Довольно!

Это товарищ слева от принцессы рявкнул. Хранитель королевского чего-то там специфически местного — чего именно, я даже и пытаться запоминать не стал, больно слово мудреное. Грубо переводя — скипетр, держава и Большая Государственная Печать в виде одной хитро перекрученной палки. Ну а Хранитель, соответственно, канцлер или там премьер-министр.

Басок у него что надо… ну и габариты… внушающие, даже если форму вычесть. Она у товарища Хранителя шелково-меховая, с преобладанием меха — как он еще не изжарился, знать не знаю. Магия, не иначе.

— Напомнить, сколько раз за последние дни вы, Лер, выдвигали сей довод?

— И что же? — хмурится Виртис. — За ночь он стал менее весомым?

— Мы собрались здесь не за этим.

— Да? Странно, а я думал, что в числе прочего как раз и за этим.

— Лер…

Голос ее высочества я в тот раз впервые услышал. И — вздрогнул.

Слух у меня до войны был. В смысле — музыкальный слух. Даже учить пытались — скрипке, только недолго, две недели и два дня. А потом в сквере подошли к тихому мальчику в свежевыглаженной белой рубашечке и с музыкальным футляром три Квакина, и о макушку одного из этих Квакиных тихий мальчик Сережа скрипку ликвидировал.

Это я к чему — вроде бы не было в ее голосе ничего такого уж особенного. Красивый, не спорю… звонкий. Родись у нас — блистать ей в школьном хоре, а то и повыше.

Только… с чего у меня чувство, словно за ворот гимнастерки ведра три воды плеснули. Причем очень конкретной воды — из лесного ключа, летним полуднем набранной. И голову кружит.

— …Лер, хранитель прав. Время разговоров прошло. Мы здесь — за другим.

Здорово она это сказала. Вроде бы и негромко, но вот желание спорить-возражать лично у меня улетучилось, как спирт из забытой кружки.

Герцог, впрочем, упрямее оказался.

— Ваше высочество, — возражает. — Разве может пройти время прислушаться к голосу осторожности в деле, где речь идет ни много ни мало как о судьбе королевства! Ведь стоит нам сделать неверный выбор — и Тьма поглотит нас. Вспомните Горот-тейн!

— А вы, герцог, вспомните Нарсейдалль, — в тон ему огрызается Хранитель. — Они ведь тогда тоже предпочли риску трусливую… о, простите, разумную осторожность! И где теперь великий город Ста Золотых Крыш?

— Пророчество…

— Пророчество, — встрял в спор еще один вельможа, в серой меховой шапке типа ушанка, тоже, наверное, знак должности какой-то придворной, — как верно заметил его светлость, можно толковать как угодно!

— И кому угодно!

— Верно! Например, как угодно вам, Ариниус! Или вашим друзьям из Рокфордейла.

— Эльфы, — наставительно так заявляет еще один, — наши главные союзники в борьбе с Тьмой.

— Разумеется, граф, разумеется. Только… может, правильнее сказать: это мы их главные союзники?

Я думал — графа от этих слов удар хватит. Апоплексический. Уж больно здорово он на помидор стал похож. Рукой куда-то вниз потянулся — видать, к кобуре, то есть к мечу верному.

А звать товарища графа, вспоминаю, Ротт Капчан[1]. И ходит он, что характерно, в красной тюбетейке.

Мне с ним уже один раз не повезло… пересечься. Загнал он нас в угол и принялся… свое гениальное стратегическое виденье излагать. Только и смог, что чуть отодвинуться чтобы слюна не долетала.

— Тяжелая кавалерия. В ней — будущее войны! Только тяжелая рыцарская кавалерия…

Ну вот, думаю тоскливо, надо же — и здесь свой Буденный нашелся! На мою голову.

И тут — над столом будто молнией шарахнуло. Карманной такой молнией, системы «искра наповал». Сверкнуло сине, свежестью повеяло и на миг — словно бы ледяными тисками со всех сторон сжало… легонько так, на пол-оборота… и отпустило.

Что забавно — в принципе, как я потом сообразил, эту штуку мог и старикан в мантии учинить. А может, и еще кто другой — магией здесь среди дворян балуется каждый второй, не считая каждого первого. Даже моя Карален, кошмар рыжий… ненаглядный…

Только вот там, в тот миг — я даже и не думал сомневаться, что шорох весь этот учинила Она.

Лихо. Вот, значит, какие милые фокусы ее высочество Дарсолана откалывать умеет. Запомним.

С полминуты, наверное, все молчали — пристыженно так, словно первоклашки расшалившиеся, на которых строгий учитель прикрикнул… да еще указкой при этом по парте с маху… для вящей убедительности.