— Балы… — тихо повторяет Дара. — Да, на бал во дворце мечтают попасть очень многие… кроме тех, в чью честь его устраивают. Каждый шаг выверен: и чей поклон «благосклонно заметить», а чей — нет… все расписано за три недели вперед. И больше всего боишься споткнуться… Раньше, в детстве, мне несколько раз удавалось тайком выбраться из дворца… на праздник Дня Длинного Солнца, в деревню близ замка. Там… там было очень весело. Я забывала почти обо всем. Но как-то меня не вовремя хватились… и остались лишь балы. К счастью, — добавляет она, — принято считать, что сейчас не лучшее время для балов.

Да уж, думаю, интересная мне принцесса в попутчицы досталась. Нестандартной выделки. Балы ей, значит, не по душе…

— А что, — спрашиваю, — вам, королям, непременно нужно именно балы устраивать? Я вот помню, когда по случаю переезда празднество было, так вполне себе народное гулянье.

Ляпнул и почти сразу язык прикусил, но поздно. Праздник-то в тот раз был, можно даже сказать, почти удался — да вот только по девчушке, что сейчас напротив меня, какая-то нехорошая личность из самострела пальнула.

И Дара об этом вспомнила.

— Того, кто стрелял в меня той ночью, — а личико у нее при этом серое, словно не у костра лежим, — так и не поймали, не нашли.

Насчет «так и не поймали» я не сильно удивился. Там ведь сразу после выстрела такое столпотворение началось — свою бы голову целой сберечь.

— Что, и следов никаких?

— Брошенный арбалет. Из башни, где его нашли, два выхода: на стену — но у той двери стояли двое стражников — и в подземелье.

Тут у меня в голове словно щелкнуло. В тамошнее подземелье мы как раз утром того самого дня за вином поход учинили. Мы — это я, Коля-Рязань, то есть командующий всея замковым ПВО Рязанцев Николай, Карален и ее двоюродная сестра магичка Второго Круга Посвящения Ринелика Пато, для друзей просто Елика. И в процессе похода приключилась с нами одна непонятность… о которой, как я сейчас запоздало соображаю, очень похоже, что никто доложить так и не удосужился. Ладно я — первый день в замке, плюс его сиятельство герцог комбриг Клименко как раз в тот день на меня снизошел, на манер божьего откровения, а остальные… хотя какие там остальные! Вино-то мы из особого секретного подвальчика изъяли, полный бочонок почти археологической ценности.

В общем, сделал я себе мысленную зарубку — по возвращении сходить и отрапортовать кому надо. Шутки-шутками, пьянки-пьянками, а…

— Сергей… ты о чем сейчас подумал?

— Да так, — говорю, — мысли всякие.

— У тебя лицо стало будто каменное. Словно… словно ты убивать кого-то собрался.

— Ну вот еще, — усмехаюсь. — Я если и в самом деле кого-нибудь на тот свет переправлять надумаю, то уж чего-чего, а непреклонную суровость на физиономии точно изображать не стану. Разве что для кинохроники запечатлеться попросят. А в бою, знаешь ли, не до того.

— А… ты многих убил? Там, у себя. Интересный вопросик.

— Не знаю, — честно сознаюсь, — не считал.

— А что ты почувствовал, когда убил первого… врага? Вот ведь настырная.

— Да, в общем-то, ничего, — отвечаю. — Я ведь и не знаю точно, кто у меня первым был.

— Как это? — удивленно переспрашивает Дара.

— Да вот так, — говорю, — получилось. Первый бой — это ведь первый бой.

У нас в роте уже и раненые были, и убитые — от авиации. Еще на марше «мессеры» два раза колонну атаковали.

Потом, когда окопы вырыли, мимо нас полдня отступающие шли. А мы все смотрели и думали — это ж какая силища на нас прет.

Мы тогда сильно танков боялись. Наслушались о них всяких ужасов. Да и к тому же перед войной о своих танках фильмов насмотрелись — броня крепка и танки наши быстры, так что всякие самураи от них наземь сыпятся, точно яблоки с хорошей ветки. И если теперь немцы так прут, значит, у них танки еще страшнее?

А у нас — ни артиллерии, ни даже «ПТР». Одни гранаты. Да разве можно гранатой немецкий танк остановить?

Танков в тот раз не было. А напоролась на нас, судя по всему, немецкая моторазведка -три мотоциклиста, два бронетранспортера и грузовик. И длился мой первый бой всего-то несколько минут — подбили мы им два мотоцикла из трех и один бронетранспортер. То есть бронетранспортер-то мы даже и не подбили — у него мотор заглох, а немцы с ним возиться не стали, бросили.

Ну а я, я — как все, стрелял и даже не в белый свет, а по серым фигуркам, и падали они, только разве разберешь — твоя это пуля была или чужая? Я так Дарсолане и сказал.

— А потом?

— А что потом? Потом уже не первый бой был.

Так, чтобы уж совсем уверенно сказать — мои, это разве что через неделю было, когда я у раненого пулеметчика «Дегтярев» забрал. Вот тогда уж точно эти серые фигурки от моих очередей наземь валились, только мне важней были не те пять-семь, которые, скошенные упали, а то, что остальная цепь тоже залегла, а значит, опять атака у фрицев захлебнулась. Пятая за день.

— Сергей, а в первом бою… что было самое главное?

— Главное?