— Хорошо приготовились, — шепнул я. — Конечно, эти костюмы не только можно купить с доставкой, но и самому распечатать…

— Что сделать? — спросила она шепотом.

Я отмахнулся.

— Говорю, это могут быть и простые мелкие уголовники.

Холод по всей коже подсказал, что мелкие воришки не планируют свои ограбления так тщательно и технически оснащенно. Свет отключить на моем участке было бы проще, но отключили по всему поселку, чтобы не было подозрений, а включили раньше, чем управление выслало бригаду ремонтников на поиски неисправностей.

Мной занялись такие люди, для которых я простая инфузория-туфелька. Пока не было электричества, они что-то успели сделать на моем участке. Думаю, вряд ли, как тимуровцы, полили деревья и вскопали огород…

Королева не сводит с меня взгляда, мне показалось, что следит с потрясающей бесстрастностью, но, с другой стороны, для нее не только грабеж, но и убийства — норма, сама отправляет на казнь десятки, а то и сотни преступивших закон, это у меня все холодеет внутри…

Там, в ее королевстве, не в счет, там все убивают друг друга, а я конформист, быстро вживаюсь, я же толерантен и политкорректен, не могу же навязывать или даже высказывать свою мораль, это некрасиво и неинтеллигентно, и если там принято убивать, то и я убиваю, хотя умеренно-умеренно, крайности всегда чреваты.

«Проживи незаметно», — призывал великий мудрец, один из строителей будущего толерантного и политкорректного общества.

Страшное чувство беспомощности охватило с такой силой, что заныли внутренности. Сколько я, находясь в бараньем стаде так называемой интеллигенции, обличал, как в их обществе и принято, проклятое правительство, что жаждет, истекая слюнями, подсматривать за каждым моим шагом!

Но вот бандиты сделали то, о чем эти бараны мечтают: отключили все видеонаблюдение. Я свободен, президент страны и службы безопасности уже не толпятся у экранов, отпихивая друг друга локтями, стараясь не пропустить ни одно мое фрикционное движение в ванной…

…это же счастье, а бандиты — это свобода и воля! Но почему мне так страшно и почему так хочется, чтобы полиция, службы охраны и весь мир увидели, что ко мне ломятся преступники?

Наверное, у меня все-таки выразительное лицо, королева поинтересовалась с оттенком сочувствия:

— Что-то болит?

— У мужчин ничего не болит, — ответил я, как и положено по ее мнению отвечать мужчине. — По крайней мере, не должно. Мы ведь должны и обязаны?

Она кивнула.

— Только теперь понял?

— Даже теперь не понимаю, — ответил я сердито. — Это так, атавизм. Инстинкт. Вбитая в ДНК прога. Я хоть и демократ, но все еще самец.

Она снова отступила вдоль камина к холодильнику.

— Что-то еще видишь?

Я присмотрелся, человек в форме рабочего исчез со двора, но на крыльце так и не появился.

Королева произнесла тихо:

— А через заднюю дверь?

— Я там подпер палкой под ручку, — сообщил я. — И вообще прижал мебелью.

— Хорошо, — шепнула она. — А ты… ты побелел весь. Это по тебе так сильно бьют магией?

— Да, — ответил я затравленно. — Именно.

— Держись, — посоветовала она.

— Нет уж, — огрызнулся я. — Щас упаду на спину и сдамся!

Холод волнами ходит по всему телу, опасность где-то рядом, направления нет, похоже, этот якобы рабочий не один, тогда бы дуло холодом только с его стороны.

За спиной раздался спокойный, даже ленивый голос:

— Стоять!.. А теперь повернись, парень. Только медленно. Руки держи так, чтобы я видел.

Чувствуя себя совершенно беспомощным, словно оказался голым посреди людной улицы, я повернулся.

Высокий и массивный мужчина, типичный телохранитель воровских авторитетов, крупный, как бык на задних копытах, уверенный в своей непробиваемости и молниеносной реакции.

Ствол его пистолета смотрит мне в живот, это еще хуже, чем в сердце, сразу в воображении картина, как раскаленный кусок металла пронизывает брюшину, разрывает кишки и вылетает из спины, зацепив и позвоночник с его спинным мозгом.

Мужчина смотрел в мое лицо с интересом.

— Ты что так побледнел, парень?.. Не боись, у меня к тебе только вопросы.

А это вряд ли, мелькнуло у меня. Вопросы были раньше. Теперь будет допрос третьей степени, это не жалкое тыканье раскаленным прутом в сало на боках.

— Спрашивай, — пролепетал я. — Скажу все, что захочешь… Только учти, свет уже дали!.. Здесь везде камеры, все снимают…

— Харды мы заберем, — пообещал он.

Я покачал головой.

— Теперь запись идет сразу в облако, я даже не знаю, куда. В полиции уже садятся на машины, ваши портреты распространяются по всем каналам…

Он перебил с довольной усмешкой: