Однако запланированный муж в Вене так и не объявился. С ним стряслось что-то непредвиденное. В результате вся операция была отменена. А Зоя Ивановна поставила жирный крест на своей, едва начавшейся работе в нелегальной разведке.

В конце лета 1935 года 28-летняя Зоя Ивановна была назначена, уже по линии легальной разведки, заместителем резидента в Хельсинки под прикрытием представителя «Интуриста».

В те годы Финляндии придавалось если не ключевое, то очень важное значение в стратегических планах как нацистской Германии, так и Советского Союза. Между Берлином и Хельсинки все более четко обозначались контуры союзнических отношений, в том числе по линии спецслужб. Это вызывало вполне оправданную озабоченность в Кремле. Сталин был готов подписать с финнами «Пакт о ненападении, экономическом и военном сотрудничестве в случае агрессии третьей стороны». Под третьей стороной недвусмысленно подразумевалась Германия. Но он не знал, на какие политические силы в Финляндии можно было опереться для реализации этого замысла. Проработка этой проблемы стала одним из главных направлений деятельности советской разведки в Хельсинки.

По приезде Зои Ивановны тогдашний резидент был отозван в Москву. Новый же, консул Ярцев, прибыл лишь в 1936 году. «Я к этому времени уже шесть-семь месяцев была в Финляндии, успела познакомиться со страной и нашей резидентурой». Если говорить более точно, то за это время Зоя Ивановна обросла полезными связями среди интеллектуальной элиты финского общества. Обзавелась надежными источниками информации, интересовавшей Кремль. Неплохо справлялась она и с неожиданно свалившимися на нее обязанностями резидента.

Новый шеф, консул Ярцев, приехал один, без семьи. «Очень официальный, подтянутый, требовательный. Поначалу у нас не сложилось взаимопонимание. Мы спорили по каждому поводу. Я решила, что не сработаемся, и попросила Центр отозвать меня, в ответ мне было приказано помочь новому резиденту войти в курс дел, а потом вернуться к этому вопросу. Но… возвращаться не потребовалось. Через полгода мы запросили Центр разрешить нам пожениться. Я была заместителем резидента, и мы опасались, что Центр не допустит такой «семейственности». Москва дала «добро».

Так Зоя Ивановна стала Рыбкиной. Потому что настоящая фамилия мужа была «Рыбкин». Но по соображениям конспирации Борис Аркадьевич прибыл в Финляндию как Ярцев. Разумеется, и Зоя Ивановна представлялась всем в Хельсинки Ярцевой.

…«Мадам Терва Пяа» — «мадам здравомыслящая голова». Так называли финны Хэллу Вуолийоки, магистра философии, драматурга с мировым именем, энергичного предпринимателя и политического деятеля. Ее знали и уважали не только в Финляндии. Свободно владея шестью европейскими языками, она вела активную переписку с авторитетнейшими политическими и государственными деятелями, учеными, представителями искусства и культуры многих стран Европы. Зоя Ивановна приобрела в ее лице неоценимый источник информации, помогавшей Кремлю детально разобраться в хитросплетениях политического расклада сил в Финляндии и наметить своих потенциальных союзников. С подачи «здравомыслящей головы» резидентура по личному указанию Сталина негласно передала в апреле 1938 года 100 тысяч долларов Партии мелких хозяев, которая выступала за нейтральную Финляндию. Одновременно, по личной директиве Сталина, причем втайне от советского посла в Хельсинки, резидентурой был проведен неофициальный зондаж о возможности подписания «Пакта о ненападении» и разграничении сфер военного и экономического влияния в Балтийском регионе между Финляндией и Советским Союзом. Финское правительство отвергло это предложение. Тем не менее зондаж Кремля инициировал принципиальный раскол в политической элите Финляндии, в результате которого позднее, в 1944 году, Советскому Союзу удалось подписать с Хельсинки мирный договор.

Через «мадам здравомыслящую голову» Лубянке удалось найти подходы к одному из виднейших ученых Европы Нильсу Бору и устроить с ним в ноябре 1945 года в Копенгагене встречу сотрудников советской научно-технической разведки Василевского и Терлецкого, с которыми Бор как антифашист поделился важнейшими атомными секретами.

…Круг служебных обязанностей З.И. Рыбкиной не ограничивался приобретением источников важной разведывательной информации. Так, в том же, 1938 году она получила задание выехать в Осло и передать действовавшей там агентурной группе «Антона» новые паспорта, шифры и деньги. В Норвегии в те годы Лубянка еще не имела своей резидентуры. Центр предупреждал Рыбкину о том, что там активно действует гестапо через свою «пятую колонну». Поэтому в случае реальной опасности ей предписывалось во что бы то ни стало уничтожить паспорта и шифры. Предупреждение оказалось не лишним.

— Поезд прибыл в Осло рано утром. Я направилась в гостиницу. У дежурного администратора заполнила бланк, уплатила за номер. Было семь часов утра. Для того, чтобы вызвать «Антона» на встречу, я должна была посетить зубного врача… Врач принимал с десяти утра. Я решила передохнуть, заперла комнату, надела халат и прилегла. В девятом часу раздался стук в дверь. Слышу за дверью топот ног, видимо, несколько человек.

— Кто там? — спросила я по-немецки.

— Директор гостиницы, мадам, откройте пожалуйста.

— Я отдыхаю, прошу зайти часов в десять. Шаги отдаляются. Приход нежданных гостей меня насторожил… Села в кресло и стала соображать, что же делать… Засовываю паспорта за «грацию», в левой руке сжимаю шифр, готовясь в случае чего сжевать его и проглотить. Нарушу данную мне инструкцию? Да, нарушу. Но в шести паспортах и пачке тоненьких листков шифра — спасение для группы «Антона»…

Ровно в десять стук. Я мгновенно распахиваю дверь и перешагиваю через порог, чтобы вести диалог не в номере, а в коридоре.

— Мадам, разрешите войти.

Передо мной трое мужчин. Один из них отвернул лацкан пиджака и я увидела на нем какой-то металлический знак. «Из полиции», — поняла я. Он сделал движение, как бы подталкивая меня обратно в номер, но я стала нарочито громко, почти истерически кричать.

— Ни в одном цивилизованном государстве, ни в одной гостинице я не встречала такого приема. Вам известно, я — директор «Интуриста» в Финляндии…

Двери гостиничных номеров, вижу, открываются, вокруг нас собираются люди. Рассерженная, оскорбленная, я громогласно заявила, что ни одной минуты не останусь в этой гостинице и с первым же поездом уезжаю обратно.