– Мишель знала от кого ждет двойню. И родственница этого мужчины помогла нам с Полин. Я каждый день молюсь за ее здоровье, – монотонно и безразлично поведала Николь и принялась за вино, похоже, решив, что она заслужила поощрение.

Я замер, можно сказать, окаменел, даже в большей степени, нежели «мумия» Тодескини. Некоторое время мы с Фрэнком пребывали в состоянии такой «стабильности». Не обращая на нас никакого внимания, мадам Сорель распотрошила содержимое упаковок и увлеченно стала раскладывать на потемневшей от шоколадных крошек скатерти симпатичную мозаику из разноцветных конфет и орехов… Не приходилось сомневаться, что не только Мишель относилась к творческим натурам. Я посмотрел на Фрэнка, он – на меня.

– Ты понял? – мысленно спросил я его.

– Я похож на глухого? – также, не раскрывая рта, «ответил» Тодескини.

– Двойня-это просто роскошный вариант!

– Кристель и кто? А если «кто» умер?

– Будем надеяться, что нет. Я уверен, что «кто» жив, и даже подозреваю, «кто есть кто»!

– Гонишь!

– Отнюдь, я просто гений, – скромно, хорошо, что мысленно, парировал я.

– А что с тем мужчиной? – спросил вслух Тодескини, обратившись к Николь, оторвавшей у «животного» на столе (то ли собаки, то ли кошки) коричневое «ухо». Похрустев миндалем в шоколаде, она почти радостно ответила:

– Он умер… от горя, наверно. Сразу после Мишель. Вот какая была чудесная любовь… Как в кино.

– А что с случилось с двойняшками? Это были девочки? – пристально глядя в темные глаза женщины, спросил я.

– Двойняшки? – удивилась она. Нет, их было больше, то ли трое, а может, и четверо… как в пословице.

– В какой пословице? – очумело спросил Фрэнк.

– Четыре баптиста и собака, – улыбаясь, сказала Николь. – Или их было трое в лодке, но без собаки?… Не помню, я же вам говорила, что у меня не все в порядке с головой… И понять по ее лицу-шутит ли она или говорит серьезно – не представлялось возможным. Но, подозреваю, мадам Сорель издевалась над нами.

Некоторое время мы молчали, приходя в себя. А вот наша шутница время даром не теряла. Ее взгляд из вполне нормального и доброжелательного вдруг превратился в колючий и жесткий. Карие радужки впалых глаз превратились в черные, горящие злобой, провалы. Мне вдруг показалось, что еще немного, и эта щуплая, маленькая женщина превратиться на наших глазах в хищную птицу, этакую гаргулью, но прошло время, а ужасного превращения не случилось. Я посмотрел на Тодескини: тот выглядел вполне нормально.

– Так что все-таки произошло с детьми вашей сестры? – вежливо поинтересовался он.

– А не было никаких детей, – ухмыльнулась мадам Сорель. Конечно, она врала и даже не пыталась выглядеть правдивой. Допив вино, женщина сказала: – И я уже устала от вас. А если вы меня снова будете донимать своими глупыми вопросами-я пожалуюсь главному поросенку, – не скрывая злорадства, произнесла она. – Мне нужно прогуляться. Можете мне составить компанию. Или вы уже все узнали, что хотели? – вполне спокойно спросила она, отведя свой потухший взгляд куда-то в сторону.

– Мы с удовольствием прогуляемся с вами, Николь. – Я встал и предложил ей опереться на мою руку. Радостная улыбка озарила ее посветлевшее, ставшее вдруг симпатичным, лицо.

Прогулка с Николь оказалась несколько странной: женщина что-то бормотала себе под нос, и как я не напрягал свой слух-ничего связного расслышать мне не удалось. Но мне удалось вытянуть из женщины примерный портрет мадам Виар и, судя по некоторым штрихам, Незнакомка из ресторана была похожа на это описание.

Проводив нашу даму до жилого корпуса, мы беспрепятственно вышли из ворот и направились по парку, за пределами которого оставили наш автомобиль.

По пути мы делились нашими впечатлениями от разговора с Николь, и почти во всем мое мнение совпадало с мнением Фрэнка. Безусловно, женщина имела психические отклонения и если бы она находилась «на свободе»– вероятно, в большей степени могла бы злоупотреблять алкоголем, поэтому такой комфортный, хотя и несколько навязчивый, присмотр ей все же был необходим. Наши общие выводы сводились к тому, что, в принципе, и не требовало особых умственных усилий: Николь нам говорила правду во всем, за исключением того, что ребенок Мишель умер сразу после рождения. Мы полагали, что сегодняшний спектакль в клинике был срежиссирован мадам Виар, но прошел с некоторыми шероховатостями: актерские способности доктора Паскаля явно не дотягивали до уровня мастерства мадам Николь. Теперь нам стало понятно: лицедейство в крови у всех членов семьи Сорель, только явить миру свой талант удалось лишь Мишель; хотя Полин еще молода и у нее есть шанс прославиться на этом поприще. Но, подумав, мы пришли к выводу, что Николь в целом не играла, а только в последнем «акте», после нашего вопроса о возможных детях Мишель, ее злость и агрессия была даже искренней. Но мы-то почти(?) знали, что дочь актрисы жива, и тест на ДНК Кристель и Николь или Кристель и Полин должен подтвердить их родственную связь. В общем, Фрэнк решил, что мы зря организовали эту поездку, а я спорил с ним до хрипоты. Он утверждал, что разговор с мадам Сорель был практически безрезультатным: то, о чем она нам сообщила-мы и сами предполагали. Я ему ответил, что подтверждение наших подозрений уже сделали нашу поездкой плодотворной. С этим он, конечно, согласился. Но Тодескини продолжал настаивать на том, что женщина сознательно нас дурачила, упомянув двоих детей Мишель Байю. Я же считал эту невероятную новость правдой, и даже более того – одной из самых значительных, на которую мы могли только рассчитывать.

Обратный путь мы проехали быстро, практически без остановок. Всю дорогу я не переставал размышлять о полученном известии, вернее, о его истинности. В конце концов я сделал такое допущение. Если у Мишель родилось двое детей, то что произошло со вторым ребенком? Насколько я был прав в своем предположении, что второй младенец тоже женского пола?… Не стоило себя так, конечно, накручивать, потому что в этом случае легко скатиться к подтасовке фактов. К тому же пока остаются неизвестными убийцы Мишель(?), Лору и профессора(?). Человек или группа людей, лишивших жизни Лору, очень опасны. Не ждет ли меня или Фрэнка, или нас обоих смерть в результате несчастного случая? Необходимо быть намного осторожнее. Эта компания убийц, дабы замести следы своих преступления, не только убьют нас «естественной смертью», но свернут и голову Бифу, как говорящему свидетелю наших с Фрэнком разговоров, – да так, что это будет похоже на самоубийство несчастной птицы… а как же моя Клео?… Я устал думать, но выхода-не думать-у меня не было. Пришлось размышлять… Мог ли Алан Биггс умереть своей смертью? Мог. Но где дневник? А был ли он? Несмотря на усталость, мне хотелось действовать, хотелось получить ответы на наши вопросы, хотелось раздвинуть тяжелую завесу обмана и лжи, чтобы пролить свет на все произошедшее более двадцати лет назад и на те события, которые случились совсем недавно. Тем более что еще ничего не закончилось, и я был уверен, что в скором времени нас, вероятно, ждут отнюдь не радостные сюрпризы.