Как и всякий еврейский сын, он безумно боготворил свою маму, очень нежно заботясь о ней, готовый исполнить любой её каприз. В этом мне придется убедиться лично, когда однажды Геннадий Ефимович пригласит меня к себе домой. Судя по обстановке – массивная мебель в стиле барокко, старинные картины с огромными витиеватыми рамами, со вкусом подобранные всевозможные изящные антикварные вазы и статуэтки – было видно, что семья их принадлежала далеко не к бедному сословию, а генеалогическое древо её имело достаточно глубокие и благородные корни.

Обладая всей суммой вышеперечисленных качеств, Несис, тем не менее, был всегда очень осторожен в общении: во время разговора он никогда не позволял себе развязного тона или панибратства, требуя от оппонента такого же отношения и четко устанавливая некую дистанцию. По всей вероятности, этому его научила жизнь, а если быть ещё точнее – тот строй, та советская система, в которой ему приходилось «вариться», жить и работать, вынужденно подстраиваясь под окружавший идиотизм законов и бюрократическое крючкотворство. Обладая недюжинными умственными способностями и прекрасно владея пером, он принял «правила игры», диктуемые властью и вскоре очень легко нашел свою нишу, которая позволила бы ему, не поступаясь своими моральными принципами найти способ самовыражения, а затем и утвердиться в этой непростой жизни. Он стал писать книжки, параллельно активно ведя пропагандистскую работу и посвятив себя тренерской работе с молодыми перспективными шахматистами.

Полностью Геннадий Ефимович мог раскрыться лишь считанным единицам, своим близким друзьям, кому он мог доверять. И я, откровенно говоря, горжусь тем, что в какой-то определенный период своей жизни, являлся одним из них.

Натюрморт с самоваром.

В 1987 году, мы вынуждены будем съехаться с моей тещей, променяв две небольшие квартирки на одну большую в центре. Естественно, это событие необходимо следовало отметить.

Среди прочих своих знакомых, я счел необходимым пригласить на новоселье также и своих коллег по работе: Г. Несиса и Л. Шульмана

Конечно же, Геннадию Ефимовичу давно хотелось взглянуть на то, как я устроился. Однако, он, как и всякий воспитанный человек, прекрасно отдавал себе отчет в том, что без подарка ходить в гости неприлично.

И тут ему пришла гениальнейшая идея: «Галиб-то, ведь, кажись, увлекается живописью!»

А у него в кладовке, как раз, давно пылился студенческий этюд какой-то его подопечной, увлекающейся шахматами. Правда, он был без рамы. Но, с другой стороны, это даже лучше: новый хозяин сам подберет себе по вкусу подходящую раму.

«Как хорошо, что я его не выкинул!» – похвалил себя Геннадий Ефимович, когда они, войдя с Леонидом Евгеньевичем в нашу парадную, поднялись по лестнице и уткнулись в дверь нашей квартиры.

– А я тебе приготовил сюрприз: гляди! – ошарашил меня с порога гость, вытаскивая из-за спины «шедевр», на котором был изображен обычный натюрморт.

Сразу же, бросалось в глаза, что работа ученическая. Более того, эта кричащая синяя ваза на фоне выдержанного в теплых тонах всего остального, смотрелась как-то странно и неестественно.

– Какая прелесть! – закатил я глаза в приступе блаженства, лихорадочно соображая – какие бы ещё слова подобрать для того, чтобы Геннадий Ефимович окончательно успокоился. – Такое, знаете ли, интересное и новаторское решение: сочетание теплого и холодного! Ну, просто восхитительная вещь! Я даже не знаю, как Вас благодарить!

– Ну, что ты, Галиб – пустяки… – скромно ответствовал гость и восхищенно толкнул локтем в бок топтавшегося рядом в прихожей Л. Шульмана. – Ну, – что я тебе говорил?!

Леонид глянул на меня своими ясными огромными глазами, весело подмигнул мне и резко протянул литровую бутылку водки:

– Держи! – усмехнулся он и пояснил: – Обыкновенная русская водка. Не «пейзаж», конечно, но тоже, способна вызвать в человеке известную гамму чувств…

Несколько лет этот этюд провалялся на антресолях, в туалете. Я его уже собрался было выкинуть, как вдруг узнал новость: А. Халифман – подопечный Геннадия Ефимовича – стал чемпионом мира по шахматам. Я вспомнил, как Несис впервые мне представил Сашу, тогда ещё совсем юного, только что возвратившегося из Нидерландов, с юношеского чемпионата Европы и завоевавшего первое место.

– Познакомься, – сказал он тогда и пророчески добавил – перед тобой стоит будущий чемпион мира.

Я аккуратно вытер тряпочкой пыль с бесценного шедевра и… повесил его в гостиной. На самом видном месте.

«Как хорошо, что я его не выкинул!» – на этот раз теперь уже я, похвалил сам себя за лень дойти до мусорного бачка. И, вновь вернувшись мыслями к Геннадию Ефимовичу, глубокомысленно изрек:

– А как же: пророков следует чтить и уважать…

С Леонидом Евгеньевичем Шульманом меня сблизило многое.