— Мистер Маллоу, я еще раз повторяю: это мое частное дело.

— Тысячу извинений, доктор. Я только… — Маллоу махнул рукой, показывая, что не собирается продолжать неприятную тему. — Так вот, мы уже не знаем, куда деваться от его «выгодных предложений». Отказать прямо — опасно, Форд не привык к отказам. Принять — лишиться последнего спасения. Мы измучились писать галиматью.

— Не думаю, — заметила доктор. — Мистер Саммерс всегда любил фарс. Да и вы тоже.

— Нет, нет, вы не понимаете. Раньше мы писали так, чтобы галиматья не бросалась в глаза. Люди ведь никогда ни на что не обращают внимания. Чтобы увидеть галиматью, нужно было подумать. Потом решили: чтобы Форд от нас отстал, надо, чтобы реклама шокировала своей глупостью. Но…

М.Р. Маллоу запнулся. Реклама никого не шокировала.

— Очень остроумно, — холодно ответила доктор Бэнкс.

— Остроумно? — воскликнул М.Р. Маллоу. — Это гениально! Джейк как раз умеет такие вещи. Это его конек. И потом, это же Форд! Он-то должен был заметить!

Тут М.Р. умолк. Форд ничего не заметил. Вообще не обратил внимания.

— Не понимаю, — удивилась доктор. — Ведь в этом случае вы погубили бы самих себя?

— Подумаешь! — Маллоу махнул рукой. — Не погубили бы. Сбавили бы темп — временно. Как это Джейк говорит: и у Наполеона было Ватерлоо. Сейчас оно нам просто необходимо.

Повисла тишина. Потом Маллоу произнес:

— Вот мы и решили, что выбираем из двух зол меньшее. Пусть мы не можем избавиться от Генри. Пусть мы не можем добыть этот проклятый миллион. Пусть мы потеряем деньги — но спасем заведение. Что-нибудь должно быть свободным от Форда!

Маллоу посмотрел в непроницаемое лицо доктора Бэнкс.

— А, — спохватился он. — Так я говорю: скандал. После того, как новая реклама оказалась в газете, пришел заказчик. Мы, понимаете, уже давно на него пишем — и сразу даем в газету, у него нет, как он это говорит, времени на возню. Но тут он свое объявление увидел — вот это, про слабительное — и текст ему не понравился.

— Но разве вы хотели не этого? — удивилась доктор.

Маллоу даже поперхнулся.

— Да мы другого хотели! Мы хотели, чтобы получился скандал. А что вышло? Он заявил что заказывал нечто уникальное, что так все пишут, и что он платит нам не за это. Ну, представляете?! Вы можете такое вообразить! Мы им — слабительное от кашля, и что? Форд не заметил, этот не заметил — никто не заметил! Куда катится мир!

Доктор Бэнкс вздохнула.

— Не могли бы вы покороче, мистер Маллоу?

— Да. Да, конечно. Я пообещал сегодня же переделать, и тут Джейк говорит: «Черт возьми, что такое? Похоже, люди, у которых есть мозги, вымерли! Сколько вам лет, любезный? Шестьдесят два? Забудьте наш номер. Вы нищи духом, а здесь вам не царствие небесное». Чуть не за шиворот его вывел. Постоянного клиента! Тот кричал, что подаст в суд за оскорбление. Потом я говорю, бросай покамест наши фокусы, будем писать, как все. Просто не выделяться, быть не хуже и не лучше других — ну, временно! — и это должно помочь. Тут зазвонил телефон, я отвлекся, а Джейк в это время переделывал текст. Я посмотрел и говорю, опять двадцать пять. Мы же договаривались! Джейк говорит: «Это и есть писать, как все. Придумай лучше, если можешь». Я придумал. Там ничего интересного, вы такое сотнями каждый день читаете.

— Я не читаю объявлений шарлатанов в газетах, — холодно заметила доктор Бэнкс.

— Хорошо, — Маллоу махнул шляпой, которую уже совершенно смял в руке. — Тогда он говорит: «Временно, говоришь? Да с твоей политикой Форд никогда от нас не отстанет. Ничего не приносит таких денег, как эта твоя серость!»

На этих словах он переменился в лице.

— Серость! Он у нас, значит, гений, а я, видите ли, серость! Я ему говорю, выбирай выражения. Он ответил, чтобы это я думал, что делаю. А я ему…

М.Р. Маллоу уронил шляпу, которую держал на коленях, и нагнулся, чтобы ее поднять.

— Ну, в общем, слово за слово, бросили все, поехали домой. Всю дорогу грызлись, дома стали друг на орать орать, и тут он ка-ак…

Маллоу опять уронил шляпу, потом перчатки, потом все это отряхивал. Доктор Бэнкс молча ждала. Наконец, посетитель привел свои вещи в порядок.

— Никогда не слышал, чтобы он так орал, — продолжил он. — Орал, швырнул в меня омлетом — и с тех пор все. Это конец. Прошло всего две недели, а люди, которые десять лет были нашими заказчиками, переходят на другую сторону, когда встречают меня на улице. Мики никакого житья не стало — парень, кажется, виноват уже тем, что дышит. Хамит механику. Вы понимаете, что такое хамить механику?

— Мики хамит механику? — уточнила доктор.

— Джейк хамит механику.

— Поняла. Продолжайте.

— Он захлопывает окна, когда с улицы слышно, как играют дети. Злится, если где-нибудь смеются. Сходит с ума, если пытаться с ним поболтать. Вообще не выносит, если рядом кто-нибудь есть.

Доктор Бэнкс смотрела на посетителя своими пронзительными глазами.

Маллоу еще раз прочистил горло. Потрогал глаз. У него тряслись руки.

— Вчера до того сдурел, что грохнул о стену поднос с посудой. Хорошо, мисс Дэрроу не видела — я все убрал. Сказал ему, хватит буянить, совсем, что ли? — так он швырнул в меня яблоком. Ну, то есть, он в дверь им шваркнул, когда я ее закрывал.